Полина выхватила из рукава малый платочек, макнула его в кружку, приложила к порезам.
— Вай, вай! — взмолился Касим.
— Ага, значит, стекло сидит. Дайте поближе свет.
Анатолий Засуха вскочил на стол, вынул из проволочного гнезда лампу, поднес ее к самому Касимову затылку.
— А ну, тикайте! — Баляба развел локтями, отстраняя всех, взял Полин платок. Пальцами левой руки разводил место пореза, пытаясь платком, зажатым в правой руке, выловить стеклянные осколки из раны…
В коридоре послышался перепуганный визгливый голос:
— Ой, не убивайте, гражданин председатель, не стреляйте. Ей-бо, все расскажу, до ниточки выложу!..
— На что ты мне нужен, чтоб я о тебя руки поганил? Я не таких гадов сшибал одним ударом! На тебя замаха жалко, не то что пули! — гудел Кузьменко.
— Перед собранием ответишь. Иди, чего упираешься! — понукал Кравец.
В кабинет втолкнули Макара Мелешко. В облезлой кроличьей шапке, в рваном зипуне, в старых калошах, привязанных к ногам мочальным веревьем, стоял он, боязно кося маленькими глазками из-под надвинутой на глаза шапки. Он хотел было что-то сказать, но Поля, потемнев лицом, подступила к нему, прошептала с ненавистью:
— Можешь мовчать, сама знаю! Он мне вчера грозился… У Ивана Прохватилова пятки лижешь? Он послал? — спросила Макара.
— Чего ж пытаешь, як шо знаешь? — уже смелее проговорил Мелешко.
— Якого це Прохватила Ивана? — поинтересовался Охрим Баляба.
— У которого я свинарники чищу! — Поля покрыла голову шалью, словно ей зябко стало. Продолжала об Иване: — Чего, говорю, до наймички пристегиваешься, чи других девчат мало? Все одно, говорит, до «камсы» тебя не пущу, до комсомолу, значит. Узнал, что пишу заявление, начал грозиться.
Макар Мелешко, приспустившись на одно колено, перевязывал обутку. Она-то, обутка, и подвела его: веревье рассучилось, калошина слетела. Пока искал — тут Кузьменко с Кравцом подскочили, убегать поздно.
Председатель коммуны толкнул Макара в плечо:
— Где Иван?
— А я знаю?..
— Ну! — рявкнул Кузьменко.
— Гуляе с хлопцами…
— Где?
— Недалечко…
— Веди!
Заглядывая Потапу Кузьменке в глаза, Макар умоляюще стонал:
— Чур, не выдавать! Чур, я вам ничего не говорил, чур, вы меня не поймали!..
— Веди, веди! — Потап вытолкнул Макара в высокие двери, крупно шагнул через порог, и все заседание потянулось за ним.