Это лишь два отрывка из показаний десятков. Наблюдения одного свидетеля начались с того, что он наткнулся на дороге на окровавленную калошу. Вообразите себе эти грузовики, с которых капает кровь.
Отведение крупного участка земли для нужд НКВД, между прочим, оказалось зафиксированным документально, этот листок был найден среди бумаг, брошенных спешно эвакуировавшимся Винницким горсоветом, и этот очень ценный, на мой взгляд, для историка документ с пронзительно-прозаической простотой показывает, как, оказывается, решаются иные начала кровавых дел. Читаю:
“Выписка из протокола № 1 заседания президиума Винницкого городского совета от 1.4.1938 года.
Слушали: Сообщение Народного комиссариата Внутренних дел о закрытии для публики территории возле Славянской молочной фермы в г. Винница.
Постановили: Закрыть для публики земельный участок Славянской молочной фермы, принадлежащей Винницкому городскому совету, размером 27 гектаров 9151 кв. мет., и передать в распоряжение Наркомата Внутренних Дел.
На этом участке воспрещаются любые строения без специального разрешения Наркомата Внутренних Дел… Стоимость жилых строений возместит Наркомат.
Председатель городского совета Фурса, секретарь Слободянюк”.
Нет, вы только посмотрите, как это, говорю, пронзительно-прозаично: “Слушали – постановили”. И 9151 квадратный метр! Не кругло 28 гектаров, не 9150, нет – 9 тысяч и 151 квадратный метр, и даже стоимость жилых строений – конечно же, вон таковые отсюда! – возместит Наркомат.
Слушали – постановили, в каком месте устроить территорию смерти. Но почему фруктовые сады? На снятых в 1943 году фотографиях видно, что это были богатые, роскошные яблоневые, грушевые сады… это в протоколе не отражено. Палачи тоже имеют рты, вкусовые ощущения, слюновыделение; упарившись с наполнением могил и вытерев кровь с рук о казенные штаны, срывали антоновку или белый налив, хрупали яблочко, не смущаясь тяжким кровавым, трупным духом в этих садах. И в столовую НКВД ящиками! И домой в кошелку набирали. Так, что ли? Иначе зачем сады? Мало было в Виннице другой бросовой земли, пустырей, чтобы огородить их с таким же успехом трехметровым забором?
Стоят у меня перед глазами эти сады. Яблони, яблоки… какие могли бы быть, кстати, кадры для советских киношников, этак в духе Довженко или Тарковского.
Но садов оказалось недостаточно, всех 27-ми гектаров и 9151-го квадратного метра. Расширились на кладбище, затем на городской парк культуры и отдыха. Это был старый, еще дореволюционный парк, и вот в нем, как перед войной это стало модно, устроили “культурный отдых” для трудящихся: аттракционы, качели, тиры, летний театр, лекции и танцы, высокий забор вокруг всего парка культуры, за вход – рубль. Так вот, не прерывая культуры и отдыха, госбезопасность привозила грузовиками трупы убитых и зарывала их в парке в те часы, когда он был закрыт, – вот ведь в чем его удобство, – причем зарывали трупы прямо возле качелей. Заравнивали, утаптывали. На другой день трудящиеся как ни в чем не бывало продолжали культурно отдыхать, ничего и не зная…