– Я?! Я спустила?
– А кто? Нэт, я, понимаю, ныкому не хочэтся скандала, Сэмёна проще всего сделать крайным, его нэкому защитить. Но вот что я вам скажу – этот малчик работает у меня очень долго. В том числе и на кассэ. И ныкогда у мэня с ным нэ было проблэм.
Дуня готова была вскочить и расцеловать дядю Рубена. Не боясь показаться смешным из-за многократно усилившегося от эмоций акцента, тот без колебаний вступился за Семена.
– Я не преследую цель оклеветать Краснова! – Рюмочка обвела взглядом собравшихся. – Но я хочу установить правду, не доводя дело до милиции. Поймите же! Если дети дадут показания, что распивали спиртные напитки в стенах школы, достанется не только мне одной. Эту информацию наверняка передадут в органы опеки.
– А кто, собственно, докажет, что они выпивали? – философски заметила Сара Измайловна, покручивая огромный золотой перстень на пальце, – Семена послали за стаканчиками. Что вполне нормально, ведь у ребят был организован сладкий стол, за которым они могли пить сок или пепси-колу. А уж в том, виноват ли мальчик, пусть и впрямь разбираются органы. Я так тоже считаю, что нет.
– Его ловили на краже булочек из столовой.
– Когда? В пятом классе? Господи, мама, да он в то время полуголодный ходил! – не выдержала Юлька. Дуня широко распахнула глаза. И следом с силой зажмурилась. Она не хотела, не могла представлять те сцены из Семиной жизни. Но было уже слишком поздно – ее фантазия не на шутку разгрызалась. Грудь налилась болью и заныла, будто кто-то стянул ее колючей ржавой проволокой.
– А тебя я не спрашиваю!
– Зря. Юля дело говорит, – прогудел Бык. Ольга Петровна смерила парня дочери злым взглядом.
– Думаю, все же стоит обратиться в полицию, – подала голос мать Сивакова. – Мой муж может взять это дело под личный контроль. Уверена, уже очень скоро мы узнаем имена виновных. Если, конечно, никто из присутствующих не возьмет вину на себя.
– Нет желающих? – строго спросила Рюмочка. Ребята нахмурились и покачали головами.
– Жаль, конечно, что здесь нет самого Семена. Может, он захотел бы нам что-то сказать, – растянула губы в улыбке мать Сивакова. И тут уж Дуня не выдержала. Колючая проволока натянулась еще сильней, впиваясь в кожу. Причиняя невыносимую боль. Ту боль, что невозможно было терпеть, оставаясь на месте. Дуня вскочила и, не желая принимать участие в этом фарсе, помчалась к двери. Но, не достигнув цели, замерла посреди кабинета и снова медленно обернулась:
– Ничего… Слышите?! Ничего он вам не скажет. Потому что Семен ни в чем не виноват! Ваши нападки на него просто ужасны. Надеюсь, когда истина, наконец, откроется, вам хватит духу перед ним извиниться.