– Здорово как, – безрадостно отозвалась я. – В крайнем случае буду знать, чем закончить, если заскучаю.
– Не заскучаешь, если останешься со мной, – пообещал тот, которого лично я считала умирающим от скуки. – Слушай дальше. Бессмертие исчерпаемо, им следует делиться бережно и с большими временными промежутками, чтобы оно успевало восстанавливаться. И никогда, ни при каких обстоятельствах не делись им с умершими или теми, кого уже не спасти. Последние уже в списке Смерти – она отступится только на время их жизни, но за счет твоего бессмертия. Выходит очень неравная сделка, хотя Смерть имеет право устанавливать свои правила.
– Умершими? – это меня окончательно обескуражило. – А как же тело?
– Тело – дело наживное. Даже самая слабая душонка, выдернутая у Смерти, может найти себе готовое тело – вон сколько людишек каждый день помирает, но только потому, что они в списке стоят на первых строчках. Ей души нужны, а тела она вполне готова оставить в покое – все равно ждать недолго, несколько десятилетий для нее не срок.
– Как это все муторно, – я даже не пыталась изображать буйную радость.
Но Григорий все равно вдохновлялся моим интересом и терпеливо отвечал на все вопросы – с его точки зрения, он сделал мне неоценимый дар, но непременно был обязан добавить правила эксплуатации, дабы нас обоих обречь на вечное счастье.
К вечеру я все-таки собралась домой, объяснив:
– Переварю все без тебя. На вечный твой эгоизм ведь тоже надо настроиться.
– Моя Любовь, ты…
Я перебила:
– Не дави, моя любовь, ты уже передавил. А натрахаться еще успеем – не приелось бы. Чувствуешь, у меня даже лексикон твоим делается?
Он, к счастью, не настаивал. Хотя это ведь тоже часть манипуляции – Гриша прекрасно понимает, что правильнее теперь дать мне остыть. А уже после, готовенькой и голенькой, вернуться в его объятия без претензий и сомнений. Но я была потрясена – даже не тем, что произошло, а как это произошло.
Я и остывала, но так, как умела. Скрежетала зубами, рвала на себе волосы и пыталась отыскать возлюбленному хоть какие-то оправдания. Мы все в каком-то роде эгоисты! И если нуждаемся в ком-то, то мечтаем, чтобы он всегда был рядом – пусть хоть единственным зрителем в театре одного актера. Приживусь, приспособлюсь, не сахарная. Вот про детей забыла поинтересоваться – они у меня могут быть или на фиг уже детей, раз я вся из себя такая непобедимая? А не буду ли я становиться все хуже и хуже? Буду, конечно, это неизбежно: если нет никаких ограничителей, со столетиями любую мораль сотрешь, лишь бы хоть что-то интригующее испытать.