– Не был, – вкрадчиво констатировал Григорий Алексеевич. – Но в моем присутствии люди нередко начинают делать то, чего подсознательно хотели. Старичок всю жизнь держался – но вот он я, лакмусовая бумажка когда-то промелькнувшей мысли. Да, намерение не равно действию. Если бы люди реализовывали все, о чем хоть раз подумали, то мне и делать бы в этом мире ничего не пришлось.
– Какой кошмар, – я схватилась за голову, – на глазах у всех! Человек ничего подобного не делал, а теперь забылся – да так, чтобы это все увидели?! Вы хоть понимаете, что натворили? На старости лет достойному преподавателю репутацию сломали!
– Ничего я ему не ломал. Все произошло нагло и открыто. Любое преступление обесценивается, когда проворачивается с такой наглостью. Уж поверь, они и думать уже забыли, и сейчас соображают, откуда у тебя взялся настолько очаровательный кавалер.
– Не кавалер, а кавалерия! Вооруженный отряд головорезов – вот вы кто.
– Имя мне – легион? – пошутил он.
Но ироническое сравнение с нечистой силой отрезвило меня, вернуло недавний страх и заставило вспомнить о последних событиях. Я спонтанно отступила назад. Если мармеладный босс больше в институте появляться не станет, то проблемы Семена Серафимовича на том и окончены, а вот мои, как вижу, только впереди. Передо мной какое-то непонятное зло в деловом костюмчике, и это зло обладает способностью творить свои злые чудеса… И что делать? Развернуться и нестись во весь опор? А ноги будут слушаться? Те самые ноги, которые не всегда делают то, чего хочу я.
– Я принес для тебя подарок, уборщица, – Григорий Алексеевич не выглядел напряженным и за мной не шагал, создавая ложную видимость, что не давит.
Он вынул из внутреннего кармана какое-то украшение – на длинной симпатичной цепочке небольшая колючая конструкция из проволоки. Сложно придумать что-то безвкуснее.
– Как уродливо, – отметила я.
– Сам делал, – похвастался босс. – Это древний знак моего имени. Кое-как смог воспроизвести, да я и не ремесленник, потому вышло немного криво.
Словом «криво» это проволочное убожество не назовешь. От всей конструкции только цепочку и можно носить без ущерба для имиджа. Я попыталась взглядом выразить свое отношение, однако притом соображала, бежать ли на выход или лучше, наоборот, к лестнице на второй этаж, где водится нервная замдекана. Хоть какая-то злая сила должна быть и на моей стороне.
Но моя беспечная заторможенность позволила Григорию Алексеевичу решить, что я вовсе не против принять такой дар. Он легко и без какой-либо торжественности накинул цепочку мне на голову, поправил кошмарное сплетение проволоки на груди, пальцем вынул прижатую прядь волос, на секунду коснувшись голой шеи. Почти сразу я заметила в мыслях туманную заторможенность, а от прикосновения меня пронзило приятным разрядом, но я не успела его осознать, слушая обволакивающий голос: