Долгий путь вниз (Рейнольдс) - страница 4

На первую страницу
это когда ты берешь слово,
переставляешь буквы
и получаешь новое слово.
Иногда получается,
что слова как-то связаны.
Например: КАНОЕ = ОКЕАН.
Те же буквы,
другие слова,
но вместе они имеют
общий смысл,
как братья.
Средний ящик
В части комнаты Шона
он один выделялся,
как сломанный зуб
в идеальном ухоженном рту,
зажатый между
верхним – с рубашками,
сложенными аккуратно
одна на другую,
и нижним – с носками
и трусами с майками.
Он слетел с пазов
и застрял на своем месте.
Казалось, средний ящик
заело не случайно,
а чтобы мы с мамой его не трогали.
Там лежал пистолет.
Я не стану делать вид, будто Шон
был паинькой
и послушным мальчиком.
Таким правильным,
что всегда сообщал,
где он,
с кем он
и чем занимается.
Он был не таким.
Когда ему стукнуло
восемнадцать,
мама перестала его пасти
и начала молиться,
чтобы он не загремел за решетку,
и чтобы Летисия не залетела,
и чтобы он
не погиб.
Моя мама повторяла:
Я знаю, ты молод,
у вас бывают разборки,
только помни, когда
ты бредешь в темноте,
убедись, что темнота
не бредет за тобой.
Но Шон,
наверное,
был в наушниках.
И слушал Тупака или Бигги.
Поэтому зачастую
я ложился спать,
свернувшись
на своей кровати,
постепенно засыпая и
смотря на флаконы одеколона
на тумбочке Шона.
И застрявший в пазах средний ящик.
В полном одиночестве.
Но я никогда ничего не трогал,
поскольку не хотел
ненужных разборок
посреди ночи,
вот почему я не трогал
его вещей
никогда.
Раньше было по-другому.
Мне было двенадцать, шестнадцать – ему,
мы на ночь трепались, пока не вырубались.
Он мне говорил, как с телками мутит,
а я выдумывал девчонок своих.
И он делал вид, будто мне верит,
чтобы я стал по жизни уверенней.
А потом говорил мне про рэперов,
умерших кумиров, Тупака и Бигги,
их все обожают, потому что
мертвых всегда любят больше.
А когда мне было тринадцать,
Шон сказал мне, что я уже вырос,
и обрызгал своим одеколоном,
добавив, что моей девчонке,
моей первой девчонке,
понравится.
Но ей не понравилось,
и я ее бросил,
потому что
мне показалось,
что она
при этом противно фыркнула.
Шон считал, что
прикольно
и смешно
и забавно
шутить надо мной,
называя меня
Уильям,
и что я будто достоин
захвата за шею –
он считал это
братскими объятиями.
Теперь одеколон
останется
в его флаконах.
И я не стану больше
засыпать, ожидая,
что если я трону
хоть один флакон,
то сразу получу
по шее.
Но мне чудится: его рука
уже хватает меня за шею
и гнет голову,
стоит мне лишь подумать,
что я не буду больше засыпать
и думать о том,
что он
рано или поздно
придет домой, потому что
он уже не придет, и, наверное,
я должен любить его больше,
как будто он мой любимчик,
но это трудно,
потому что,
он был мне только брат, и уже тогда
Следующая страница