Долгий путь вниз (Рейнольдс) - страница 6

№ 3:
Должен был быть.
Я никогда не держал в руках пистолет.
Никогда даже
не касался.
Он тяжелей,
чем я думал,
это как держать
новорожденного
только я знал,
что при этом
крик будет
гораздо,
гораздо, гораздо
громче.
Шум из коридора
Моя мама,
пошатываясь,
всхлипывая, бредет в ванную.
Шлепком ладони
я вырубаю свет,
погружаюсь в темноту,
кидаюсь на кровать,
запихнув ствол под подушку,
как выпавший зуб.
Сон
ушел от меня,
казалось,
на вечность,
спрятался так,
как сам я когда-то
скрывался от Шона,
но потом, наконец,
высунулся осторожно
из-под боли.
Я проснулся
утром
и попробовал вспомнить,
снилось ли мне
что-нибудь.
Кажется, нет,
и я сделал вид,
будто мне снился
Шон.
Мне стало полегче
заснуть
в ту ночь, когда его
убили.
Но я еще и чувствовал вину
за то, что проснулся,
за то, что дышу,
потягиваюсь,
зеваю и
лезу рукой
под
подушку.
Я обхватил пальцами
рукоятку, и они легли там,
где оставались его отпечатки,
получилось так,
словно младший брат
снова взял старшего за руку,
и он ведет меня в магазин,
учит меня делать
сальто с перекладины.
Если ты отпустишь
ноги слишком рано,
то приземлишься
лицом. Если
отпустишь ноги
слишком поздно, приземлишься
точно на спину.
Вот поэтому
нужно идеально все рассчитать,
чтобы все получилось.
В ванной
в зеркале
мое лицо осунулось,
словно горе
пыталось стянуть
с меня кожу.
Зомби.
Я спал
в одежде,
запах
смерти и пота
застрял в
ткани, как
рыбий жир.
Я вгляделся и
ощутил себя
дерьмом.
Ну и что.
Я сунул пушку
за пояс джинсов
сзади,
рукоятка торчала, как
хвост из стали.
Я прикрыл ее
своей здоровенной футболкой,
с фабричной маркой,
что досталась мне
от Шона.
План
был такой – выждать Риггса
перед его домом.
Мы часто ходили туда
с Шоном,
прежде чем Риггс стал бандитом,
а потом там бывал только Шон,
несколько раз,
он покупал мыло для мамы.
Я решил, что безопасней
будет пойти туда утром.
Тогда его команду я не встречу,
они еще не выйдут. И никто
меня не заподозрит. И я
позвоню ему, чтобы он спустился
и открыл дверь. И тогда я
натяну футболку на лицо,
закрою себе нос и рот
и сделаю это.
На кухне
солнечный луч ворвался
в окно, осветив маму. Она,
сгорбившись, спала за столом,
опустив голову на
свои красные распухшие руки.
Наверное, она чесала их
всю ночь, пытаясь избавиться
от чувства вины. Я хотел
разбудить ее и сказать, что она
не виновата. Но не стал.
Я просто вместе с пистолетом
за спиной осторожно вышел, не наступая
на особо скрипучие половицы,
чтобы не разбудить ее и
не врать о том, куда я иду.
И не разбить ее сердце навсегда.
Желтый свет
в коридоре и жужжание, такое,
как жужжат светлячки,
которых мы с Шоном
ловили
в детстве.
Мы совали их
в пустую баночку
из-под майонеза
по четыре или пять
за один раз.