Католицизм во Франции оказался достаточно силен и для победы над внешним врагом – кальвинистским протестантством, и для попыток внутреннего обновления и преобразования. Но в самом себе он заключал частицы необычных для католичества, «пограничных» свойств.
Разрыв с Римом не понадобился французской Церкви и французскому государству отчасти из-за особых их отношений между собой. Во Франции издавна прочнее, чем где бы то ни было в Европе, утверждалось понимание монархии как сакрального установления. Король почитался помазанником Божиим не только в том смысле, что его власть учреждалась и подкреплялась, гарантировалась соизволением небес. Вместе с венцом он словно получал и толику церковной харизматической силы. Не случайно именно французы верили, что прикосновение их государя исцеляет от «королевской хвори» – золотухи; не случайно среди самых чтимых французских святых – король, Людовик IX; не случайно, наконец, Жанна д’Арк видела исполнение воли своих небесных вдохновителей в коронации Карла VII. Король – это и воплощение нации, символ ее целостности, гордости, славы, на нем смыкаются два сильнейших чувства, национальное и религиозное, даже если реальное его могущество невелико. Впоследствии, когда во Франции трон рухнет и алтарь пошатнется, их престиж перейдет не к гражданскому обществу, как во многих других странах Европы, а к государству, причем цезаристского типа. Пока же практическим следствием такого совмещения в лице короля авторитета религиозного и светского была относительная независимость французской Церкви от Рима при большей власти короля во внутрицерковных делах. Поэтому Франциску I не было нужды бунтовать против вездесущего папы, как то делал в Англии его современник Генрих VIII. Над ним угроза двоевластия не висела. Напротив, когда Франциск, ища политической поддержки папы, стремился заключить с Римом компромиссное соглашение – Конкордат 1516 года, – он натолкнулся на упорное сопротивление у себя дома. Конкордат этот, впрочем, мало что изменил на деле. Король по-прежнему мог распоряжаться церковными должностями, испрашивая лишь формального утверждения у римской курии. Французское духовенство подчинялось королю охотнее и беспрекословное, чем папе, и свое достоинство понимало скорее как независимость от папского, а не королевского, престола, как свободу французов от Рима, а не как свободу священнослужителей от светской власти, – течение, получившее название «галликанство». Французская галликанская церковь организационно и политически подходила к пределу, на котором можно было оставаться внутри римско-католического мира. И католическое возрождение в XVII веке – Контрреформация – во Франции имело особый облик и смысл.