Распространение и признание декартовских идей приходится на годы более поздние, последнюю четверть XVII столетия. Для янсенистов же младшего поколения – Великого Арно, Николя, сестры Паскаля Жаклины (во многом и для самого Паскаля, но это тема особая) – картезианство было просто выражением, духом и воздухом времени, в котором они жили, почти независимо от того, как они относились собственно к Декарту. И потому, как ни бичевали они похоть познания, как ни ополчались против природной мудрости, как ни тосковали о просветленной простоте раннего досхоластического христианства, все же по самому складу ума, способу рассуждения, взгляду на любой предмет, отвлеченный или вещественный, они могли быть только теми, кем были, – образованными французами середины XVII века, то есть картезианцами.
И конечно, ни в чем это не сказывалось так наглядно, как в разработанных Пор-Роялем методах обучения, взывавших к здравому смыслу и враждебных косному педантству. Одно из главных новшеств состояло в том, что детей учили грамоте по-французски, а не по-латыни, пока еще им незнакомой, как поступали во всех других школах (на что уходило три-четыре года!). Само обучение чтению велось по способу, предложенному Паскалем. Известно, что для детей часто оказывается труден переход от чтения отдельных букв к целому слову; они знают, к примеру, что этот значок – «дэ», этот – «о», а этот – «эм»; почему же все вместе читается не «дэоэм», а «дом»? Паскаль предложил называть детям по отдельности только гласные, а согласные – лишь в различных сочетаниях с гласными: не «д» и «м» сами по себе, а сразу «да» или «ум». Такая метода как будто себя оправдывала.
Первыми книгами для чтения служили обычно в «маленьких школах» добротные французские переводы тщательно отобранных отрывков из античных авторов. Затем переходили к самой латыни – основе тогдашнего образования. И здесь все шло не совсем обычным путем. Господа из Пор-Рояля старались «оживить» для своих учеников мертвый латинский язык, приблизить его постижение к тому, как происходит «в природе» постижение родного языка – вот и окошко для гонимой в дверь природы. Для этого латинские тексты не переводились письменно, а сначала читались вслух и устно же переводились, чем создавалась иллюзия естественной латинской речи. Ведь и «в природе» дети сначала воспринимают язык со слуха, а уж потом учатся на нем писать. И сложные правила латинской грамматики, от которых, увы, никуда не денешься, усваивались не зазубриванием в отрыве от текстов, а по большей части из примеров – приблизительно так, как теперь обучают живым языкам.