Жан Расин и другие (Гинзбург) - страница 355

Не говоря уже о том, что такие занятия поощряют в девушках тщеславие и любопытство – главные пороки их пола; и о том, что к Сен-Сиру прикованы взгляды всей Франции и пример его может стать заразителен… Отец Эбер решил переговорить об этом деле с весьма влиятельным прелатом, епископом Шартрским, – и заручился его поддержкой.

Тем временем в Сен-Сире шли репетиции «Гофолии». Музыку для пьесы написал все тот же Жан-Батист Моро. Он снова, как и для «Есфири», приехал в Сен-Сир и разучивал с воспитанницами хоры и сольные партии. По рассказу Мансо, на одной из таких репетиций «господин Дюран, глава ордена Миссионеров, ярый враг театра, качал головой, слушая их, и заявил, что он будет писать против такого развлечения; это вселило страх и неуверенность в репетирующих». Особенно огорчился Моро; еще бы, ведь он уже вложил столько труда и времени в «Гофолию»! Он пытался поспорить с отцом Дюраном, но не мог удержаться от излишней язвительности и тем только «усилил святое рвение» своего противника.

Но важнее всего было то, что и сама госпожа де Ментенон склонялась признавать дурные стороны своей затеи. Уже в декабре 1689 года она писала в Сен-Сир: «Говорят, что вы не желаете петь церковные песнопения… Вы так хорошо поете в «Есфири»; почему же вы не хотите петь псалмы? Неужели вы предпочитаете театр и не чувствуете себя счастливыми, занимаясь ремеслом ангелов?» Недовольство священников укрепило ее в этой тревоге. И судьба «Гофолии» оказалась совсем иной, чем у ее предшественницы «Есфири». Бедного Моро отослали в Париж, позолотив эту пилюлю лишь сотней луидоров; пьеса шла под аккомпанемент одного только клавесина, за которым, правда, сидел известный музыкант – господин Нивер. Играли воспитанницы в своих обычных форменных платьях. Никаких декораций; спектакль шел в одной из учебных комнат – «голубом классе». И главное – никакой толпы любопытных. Единственными зрителями нескольких представлений (впрочем, их даже называли не представлениями, а репетициями) «Гофолии», которые прошли в январе-феврале 1691 года, были сам Людовик, дофин, британская королевская чета, две-три дамы, приятельницы госпожи де Ментенон, да, как ни удивительно, кое-кто из духовных особ: отец Лашез, аббат Фенелон. Но епископ Шартрский, приглашение которому передавал Фенелон, приехать отказался, сославшись на нехватку времени.

Между тем, именно «Гофолия» куда настоятельнее, чем «Есфирь», и может быть, чем все предыдущие пьесы Расина, требовала изощренных сценических средств. События, предшествовавшие тому, что происходит в пьесе (это IX век до нашей эры), Расин сам излагает в предисловии к ней – для тех, «кто недостаточно тверд в библейской истории»: «Царство Иудейское сложилось из двух колен – Иудина и Вениаминова, тогда как десять остальных… образовали царство Израильское… Иорам, сын Иосафата, седьмой царь Иудейский из династии Давида, вступил в брак с Гофолией, дочерью Ахава и Иезавели, правивших царством Израильским и стяжавших себе, особенно Иезавель, печальную известность кровавыми гонениями на пророков. Гофолия, такая же нечестивица, как ее мать, скоро склонила своего царственного супруга к идолопоклонству и даже вынудила его воздвигнуть в Иерусалиме капище Ваала, божества страны Тирской и Сидонской, откуда была родом Иезавель. Царевичи, дети Иорама, за исключением Охозии, погибли от рук арабов и филистимлян на глазах отца, а сам он скончался от мучительной болезни, медленно пожравшей его внутренности. Страшная смерть отца не остановила Охозию: как родители его Иорам и Гофолия, он пошел путем нечестия. Однако государь этот процарствовал лишь год: отправившись навестить царя израильского, брата Гофолии, он погиб вместе с домом Ахава – его убили по приказу Ииуя, которого Бог через пророков своих избрал царем израильским и орудием небесного возмездия. Ииуй истребил все семя Ахавово, а Иезавель повелел выбросить из окна… Узнав у себя в Иерусалиме обо всех этих убийствах, Гофолия в свой через замыслила извести царский дом Давида и предала палачам всех до одного детей Охозии, своих внуков. К счастью, Иосавеф, сестра Охозии и дочь Иорама от другой жены, не Гофолии, подоспев как раз в ту минуту, когда царевичей убивали, сумела вытащить из груды мертвецов Иоаса, тогда еще грудного младенца, и вверила его вместе с кормилицей попечениям мужа своего первосвященника, а тот укрыл обоих в храме, где ребенок тайно воспитывался до провозглашения его царем иудейским». Открытие тайны Иоаса и его воцарение на иудейском престоле вместо Гофолии и составляет действие расиновской трагедии.