Как слово обращал к стихиям Илия,
И наступала сушь, и люди и земля
В течение трех лет от жажды изнывали;
Как Елисей взывал – и мертвые вставали?
Верь этим знаменьям и помни, Авенир:
Не ослабела длань Того, Кто создал мир.
Он избранный народ вовеки не оставит
И в должный час ему свое всесилье явит.
А средства спасения, которые предлагает Иосавеф, кажутся ему и ненадежными, и нечистыми там, где речь идет о Божьем деле; тут помощи следует ждать только с небес, тут сами страхи и попытки отвратить угрозу своими силами есть грех сомнения и неверия: Боязнь постыдная! Нелепые мечты!
Ужель поддержки ждешь от Ииуя ты?..
На Ииуя, встарь избранника Господня,
Безумьем было бы надеяться сегодня —
Неблагодарностью за милость он воздал:
На мерзостную дочь Ахава не восстал,
Путем израильских царей идет упрямо,
Щадит египетского идолища храмы
И на высотах жечь дерзает, наконец,
Курения, хотя не терпит их творец.
Не станет Ииуй орудьем мщенья Божья —
Нечисты у него душа и руки тоже.
Нет, лишь на Господа должны мы уповать.
Боговдохновенный Иодай высится над всеми персонажами пьесы потому именно, что он ощущает себя орудием, исполнителем воли Всевышнего. Он бестрепетно вершит судьбы народа и его царей, он исполнен гордыни перед властителями мира потому, что склоняется ниц перед словом Господним. Что ему, повелевающему лишь горсткой священников-левитов, вся мощь наемного войска, что ему все коварство вражеских козней? Истинной, то есть неколебимой никакими доводами рассудка, никакими свидетельствами чувств, вере некого и нечего бояться. И вправду – Бог насылает Гофолии сон, повергающий ее в смятение и растерянность, Бог рассеивает солдат царицы при первом же звуке труб со стен храма, Бог, сохранивший младенца Иоаса, отрасль Давидову, утверждает его на престоле предков. Последняя трагедия Расина – повесть о торжестве веры, о непобедимости Бога единого и сокровенного, небесного владыки мироздания и устроителя истории.
А что же земные владыки? Они – помазанники Божии, через них и осуществляется промысел Господень. Эти мысли сами по себе, как и понимание провиденциальной осмысленности хода истории, – вполне в духе политических и философско-исторических идей Боссюэ. Не зря Расин и в предисловии ссылается на этого «знаменитого и высокочтимого прелата», поминая его в одном ряду с Иосифом Флавием и самим Священным Писанием. Но в «Гофолии» отчетливее говорится, что Божья воля – не только источник непререкаемой власти государей; она же и полагает этой власти границы. Словно существует некий договор между Богом и царем, в котором условием божественного покровительства значится соблюдение божественных заповедей. И заповедь веры, благочестия среди них – если и важнейшая, то не единственная. Или, иначе говоря, вера должна воплощаться не в одних молитвах, воскурении фимиама и отправлении положенных обрядов. Иодай и Авениру говорит без обиняков: