Жан Расин и другие (Гинзбург) - страница 385

Здесь каждое слово противоречит приговору отца Лашеза. Но мало того: Расин готов и ввязаться в бой за честь покойного наставника и друга, даже если повод для такой битвы не слишком очевиден. Аббат де Рансе, суровый основатель ордена траппистов, так откликнулся на смерть Арно: «И вот наконец господин Арно мертв!.. Что бы там ни говорили, вместе с ним кончается множество распрей. Его ученость и авторитет были большой опорой для его партии. Блаженны те, у кого нет иной опоры, кроме Иисуса Христа!» Друг Рансе, Бурдело, имел неосторожность показать это письмо аббата Расину и доктору Додару. И вот уже Кенель пишет: «Господин Расин объявил другу аббата, особе весьма значительной, что многие готовы выступить против него в защиту покойного и что в случае надобности он сам ввязался бы в бой со всей охотой». Бурдело был крайне удивлен такой реакцией на слова, вовсе не показавшиеся ему оскорбительными для памяти усопшего, и восклицал: «Люди партии ужасны!» Сам Рансе отнесся к этой истории спокойнее. Он невозмутимо сообщал, что получает анонимные письма с угрозами жестокой словесной расправы и что отец Кенель прислал ему негодующее послание на двадцати страницах, обвиняя его в нанесении посмертного удара кинжалом и добавляя, что «вся Франция ждет извинений с моей стороны, и что если бы я поджег Пор-Рояль или перевернул его вверх дном, он не требовал бы от меня большего». Разумеется, Рансе никаких извинений приносить не стал, объяснениями же его Расин был не удовлетворен, и Бурдело опасался, что ссора вспыхнет с новой силой. К счастью, дело как-то сошло на нет само собой.

Арно был похоронен в Брюсселе, в церкви Святой Екатерины, но место погребения долго держалось в тайне. А сердце его было перевезено в Пор-Рояль. Расин, рискуя многим, не побоялся присутствовать на церемонии в Пор-Рояле. Наградой ему был ходивший по Парижу анонимный мадригал, лестный для Расина. На сей раз общественное мнение не обличало поэта в лицемерии и корыстном ханжестве, а воздавало должное его мужеству и добрым чувствам. Любопытнее же всего, что и обвинения, и похвалы распространялись по Парижу почти одновременно.

Но была и другая сторона расиновской преданности янсенистам, не так широко открытая посторонним взглядам. В тот день в мае 1679 года, когда архиепископ Парижский посетил Пор-Рояль, он встретил во дворе монастыря своего собрата по Академии, которого вовсе не ожидал там увидеть. Это был Расин, приехавший навестить свою тетку Агнесу. После того как Расин оставил театр, отношения между теткой и племянником установились самые теплые. В 1684 году мать Агнеса становится приорессой, а в 1690 – аббатисой Пор-Рояля. Арно писал по этому поводу, что она «пролила много слез, будучи столь смиренной, что вовсе не верила, как это о ней могли подумать для такой должности». Для настоятельницы утесняемого монастыря весьма удобно иметь племянника, пользующегося таким расположением двора, госпожи де Ментенон и самого короля. Возможно, это обстоятельство даже сыграло какую-то роль при избрании матери Агнесы аббатисой. Кенель писал в 1692 году: «Монсеньер де Арле восхвалял хозяйку обители и ее достойное поведение. Но мне представляется, что ее достойное поведение состоит в том, что она – тетка человека, с которым не стоит ссориться…» Может быть, Кенель и преувеличивает; но мать Агнеса постоянно обращалась к помощи племянника, когда надо было уладить с властями какое-нибудь щекотливое дело. Одним из таких дел было назначение нового духовника монахинь взамен прежнего, отставленного с этой должности. При шатком положении Пор-Рояля было очень важно, чтобы на этом месте оказался человек, сочувствующий янсенистам, во всяком случае – не из враждебного лагеря. Расин взялся исполнять это поручение со всем усердием и предусмотрительностью. Однажды в марте 1695 года, когда Расин в очередной раз затеял разговор об этом деле с монсеньером Арле в версальских апартаментах архиепископа, Арле спросил: «Отчего бы вам не поговорить об этом с королем?» Расин ответил, что король сказал бы ему: «С каких это пор, Расин, вы стали руководителем монахинь?» Беседа была столь оживленной, что один епископ, ее свидетель, поинтересовался у Расина, в чем дело, и подал ему такой совет: «Наберитесь терпения и не торопитесь. Разве вы не видите печать смерти на его лице?» Действительно, через несколько месяцев Арле скончался в своем загородном доме, без священника и отпущения грехов. Ему устроили самые пышные похороны; но говорят, один славившийся своим красноречием прелат отказался произносить надгробное слово, сказав, что его удерживают две вещи: жизнь покойного и его смерть.