Любопытно, что и сам «мой» механик, на чьем МИГе случилось ЧП, не хотел верить в версию, что его земляк — диверсант.
— Я знаю его с детства. Он обещал избить меня и избил бы. Он против меня, а не против летчика! — категорически настаивал бывший друг Мстителя. — Ищите в другом месте…
Однако машина поиска уже вошла в привычную колею и взяла за основу действий Мстителя ссору двух земляков. Его объявили причастным к созданию аварийной ситуации и неискренности. И вот: трибунал, дисциплинарный батальон, разжалование в рядовые.
Трагедии в судьбах летчиков
Профессионализм — это как умение плавать или ездить на велосипеде. Или он есть, или его нет. Но то, что мой профессионализм инженера-артиллериста может быть здесь востребован, в особом отделе морской авиации флота?! Вот уж чего не ожидал.
К сожалению, этот профессионализм пригодился в более чем трагической ситуации. Но уж такова судьба военного контрразведчика: в обычной жизни быть незаметным, а в критической ситуации — собранным и максимально полезным своими разносторонними знаниями профессионального сотрудника госбезопасности.
Пока я служил в дивизии, пришлось пережить несколько авиакатастроф. Меня, как человека с инженерным образованием и молодого чекиста-контрразведчика, направляли в комиссию по расследованию происшествий в качестве представителя особого отдела.
Однажды я сидел в помещении отдела и писал очередной отчет о встрече с одним из моих помощников. Гул самолетов, идущих над нашим домиком на посадку, не смущал меня — привык. Работу прервал начальник, бросив короткое: «Зайди».
— Разбился штурман полка. Беги на КП и забери магнитофонную пленку с записями переговоров по радио руководителя полетов и штурмана. Торопись!
С тревогой на сердце я пулей вылетел на дорогу, ведущую к аэродрому. Бегом примчался на КП — командный пункт, где руководил полетами командир полка, соратник Бориса Сафонова по войне на Севере. Полковник был бледен и глубоко затягивался сигаретой. Я знал, что со штурманом они были друзьями. За год до войны прибыли они сюда, в морскую авиацию, и всю войну сражались летчиками-истребителями в небе Заполярья над Баренцевом морем. Но дело есть дело, и я изложил просьбу моего начальника.
— Что, слетается вороньё?.. — грубо проговорил полковник и добавил с горечью: — Теперь мне крышка — уволят. Это уже, лейтенант, четвертого за два года я провожаю на тот свет. Бери пленку. И докладывай…
Когда я шел, уже не так быстро, в отдел, навстречу мне неслась толпа женщин. Их рыдания и крики были слышны издалека. Были среди них и полуодетые, и одетые кое-как. На ветру полоскались цветные фартуки домохозяек. Лица жен летчиков были искажены горем. Как так? — удивился я. Ведь прошло всего несколько минут с момента происшествия! Позднее я узнал, что самолет упал на виду поселка, не дотянув до посадочной полосы метров двести. Упал в болото и перевернулся. Через двадцать минут трактор поставил пятитонный истребитель в нормальное положение. Но штурман уже был мертв. После опрокидывания самолета он потерял сознание, ударившись лбом о прицел, а затем завис на ремнях сидения и перекрыл ими артерию на шее.