Этот сенатор в июне 1941 года, после нападения Германии на Советский Союз, заявил: «…если мы увидим, что побеждает Германия, мы должны помогать России. Если побеждает Россия, мы должны помогать Германии, и пусть они убивают друг друга».
Мне нужно было акцентировать внимание начальника НТР и, через него, начальника разведки по линии ГРАДа в отношении «доклада Кеннеди» и изменения курса со стороны американцев — снятия запретов на эмбарго в отношении ядохимикатов.
— Юрий Иванович, — обратился я лично к резиденту, — этот доклад нужно передать в компетентные руки. Мы разворачиваем «Большую химию», в программе которой значительное место отводится ядохимикатам как средствам повышения производства сельскохозяйственной продукции. В докладе говорится о пагубном влиянии ядохимикатов на судьбу нации Америки.
— Понимаю, нас ожидает то же самое?
— Прошу вас направить этот доклад и вот эту записку о регулировании эмбарго в отношении ядохимикатов непосредственно начальнику НТР. Он оставил мне это задание и просил лично уведомлять его, если доклад удастся добыть.
Я лукавил, но делал это в интересах ГРАДа.
Резидент направил доклад начальнику НТР. Позднее я узнал, что «доклад Кеннеди» попал на стол к тогдашнему министру сельского хозяйства и вызвал его сильное раздражение. Он даже пытался обвинить руководство разведки «в панических настроениях при решении грандиозной задачи по преобразованию сельского хозяйства в нашей стране, строящей коммунизм». Именно тот коммунизм, который обещал нам Никита Сергеевич Хрущев к восьмидесятому году.
Хорош «коммунизм» с подпорченным генофондом! Но в Союзе было принято решение о закупке за рубежом заводов по производству ядохимикатов. В последующие десятилетия миллионы тонн этих ядов отравили землю и воду целых регионов нашей, моей Родины.
Посылая «доклад Кеннеди» в Москву, я верил и гордился, что разведка предупреждает. В тридцать лет нельзя быть столь наивным, но хотелось верить, что «частица Родины — все мы», каждый на своем посту. «Пост номер один» на вершинах власти оказался не на своей высоте.
В девяностые годы я с горечью узнал, что загрязненная земля и воды Молдавии, где развернул работу завод-гигант по производству ядохимикатов и удобрений, были приравнены к ущербу, нанесенному катастрофой на Чернобыльской атомной станции.
Да, прав был американский профессиональный разведчик Фараго, говоря, что добыча информации не всегда трудна, а вот реализация ее — как правило, трудна.
Жизнь в Токио шла своим чередом, работа тоже. Лицо Токио — это не здания, как, например, в европейских странах. Это прежде всего люди. Токио волнует, поражает и удручает, в первую очередь, как самое большое в мире скопление человеческих существ. Мне предстояло работать здесь не один год, и я стал искать положительные стороны жизни в этом городе-гиганте, прозванным мною про себя «Муравейником».