Теща ждать не заставила, тем же вечером улизнула в лучший из миров.
Туркин подумал, чем черт не шутит, вдруг удастся воскресить. Потому объявлять о смерти не стал, а упаковал труп в резервный холодильник.
Сначала экстрасенс звонил каждые три дня, обещал вот-вот приступить к воскрешению, а потом перестал отвечать на звонки, и в киоске «Горсправка» сказали, что такого номера больше нет, Туркин тогда сгоряча и картонку, на которой был номер записан, выкинул.
– Я и сам понимал, что пора уже хоронить, не будет воскрешения, но преступно тянул…
Слово «преступно» слегка выделил интонацией: понимаю, дескать, что действую незаконно, мог бы и не понимать, но сам стал жертвой обмана.
Жунев выпустил в лицо Туркина длинную струю сигаретного дыма. Тот поперхнулся, закашлялся. Хотел возмутиться, но оказался способен лишь на нечленораздельный писк.
– Мы, в общем, можем поверить, нам-то что, – сказал Покровский.
– Я лично верю, – сказал Жунев, выпуская следующую струю уже в потолок. – Сейчас вас боец отведет в отдельную комнату, изложите все на бумаге…
Туркин настороженно слушал.
– Думаю, вас освободят от уголовной ответственности, – сказал Покровский.
– Какая уж тут ответственность. Прямым ходом на Восьмого марта, – сказал Жунев.
– На Восьмого марта? – переспросил любящий зять. Заерзал.
– Там много вкусного, – сказал Покровский. – Тизерцин слышали? Выпишут первым делом! Вызывает нечто вроде паралича, двинуть ничем не можете, зато слышите звон в ушах…
– Я… – начал Туркин. Но замолчал.
– Он сам врач, должен знать, – сказал Жунев. – Что ты перед ним распинаешься. Пусть идет пишет признание про экстрасенса.
– Если тизерцин не помогает, трифтазин хорошо идет, – продолжил Покровский. – Это наоборот – носишься по камере… по палате носишься из угла в угол, пока от изнеможения не…
– Ну это ты загибаешь, – усомнился Жунев.
– Что до изнеможения? Некоторые раньше падают, налетят башкой на какой-нибудь угол.
– Нет, что этот тизизи… Что он может не помочь. Это же советское лекарство, должно помогать.
– Оно помогает, конечно, – кивнул Покровский. – Но психиатр всегда думает, а вдруг второе лучше поможет. Пробуют, творят… Время не ограничено. Больница не тюрьма, лежишь, пока не вылечился.
– Не было никакого экстрасенса. Я придумал, – сказал замглавврача.
Человек сидит разобранный всего лишь психологически, а визуальное ощущение, что разваливается физически. Острые локти, колени, нос мельтешат, угловатые нервные движения… Сейчас просто рассыплется на треугольники.
– Не может быть, – нахмурился Жунев. Глаза его сузились, ноздри затрепетали. – Ментов хотел обмануть? Как же ты так?