– вопрошала она в тишине, складывая деньги на тарелку. Крик ее души был продолжением тех молитв, что она не раз произносила под сводами этого священного места.
И все же следовало убедиться, что она все убрала, спрятала все концы. Но разве можно это знать наверняка? Расслабляться нельзя. На то конкретное воскресенье алиби у нее отсутствовало. Правда, соседей поблизости не было, и зачастую она неделями никого не видела, кроме работников сельского магазина. Если она ни с того ни с сего разовьет бурную деятельность, занимаясь непривычными для нее делами, это обязательно привлечет внимание. Нет, лучше уж придерживаться своего традиционного распорядка уединенно живущей женщины. Менее вероятно, что это вызовет подозрения.
Эвелин сидела за чистым кухонным столом и, взбалтывая в чашке чай «Эрл грей», смотрела на сад. На деревьях зеленели распускающиеся листочки, под ними в траве желтел первоцвет. Отныне, знала Эвелин, гостей она станет принимать редко. С помощью Шарон, которая будет наведываться к ней от случая к случаю, чтобы помочь по хозяйству, она сумеет поддерживать порядок в Кингсли. Ну и попросит Джима, чтобы он два раза в год придавал форму живой изгороди из бука и подрезал грабы. Негоже, чтобы сад Кингсли – ее гордость, а прежде гордость ее родителей – пришел в запустение. А за газоном она станет ухаживать сама, благо у нее есть газонокосилка «Вествуд».
Эвелин отрезала кусочек имбирного кекса, который она купила на рынке «Женского института»[39]. У них всегда была отменная продукция: киши, выпечка, варенья, соленья. А крайне важно не нарушать традиционного жизненного уклада. Она по-прежнему должна посещать ежемесячные собрания в клубе садоводов, дважды в год появляться на сельских благотворительных базарах, оказывать помощь в украшении церкви цветами, варить пряный суп из пастернака для обеда в сельском клубе, что там подают ежегодно в Великий пост, принимать участие в организации чаепития в летнем саду дома священника. Если она ничего не станет менять в своем образе жизни, а полиция вдруг объявится и начнет задавать неудобные вопросы, ее знакомые все как один возмутятся: скажут: что за чепуха, она очень приятная женщина пенсионного возраста и хорошая соседка, живет сама по себе, в чужие дела не лезет. Никто не ткнет в нее пальцем, заявляя, что она хладнокровно убила человека.
Но, решила Эвелин, кладя в рот остатки имбирного кекса, пока она живет в Кингсли и физическое здоровье позволяет, ей необходимо каждый божий день обследовать территорию поместья и особенно лес. В принципе, это никого не должно удивить. Любой, кто застанет ее за этим занятием весной, решит, что Эвелин высматривает в траве цветы своего любимого шахматного рябчика, который распускается в эту пору, – проверяет, распространились ли его капризные семена чуть дальше в этом году. В другое время сочтут, что она обеспокоена состоянием ограждений вокруг поместья, подмечает, где проволока ослабла, где столбики прогнили. Любой прохожий, зная, что Эвелин держит кур, подумает, будто она, бродя по лесу с крепкой палкой в качестве опоры, ищет признаки появления лис. А осенью, когда она будет углубляться в колючие заросли, палкой раздвигая кусты, случайные свидетели решат, что она собирает сочные ягоды на пироги и ежевичное желе.