– Ну в общем-то, да. Разве не все так делают?
– Эвелин, имея в собственности столь замечательный дом с массой ценного антиквариата, вы должны время от времени пересматривать страховую сумму с учетом конъюнктуры рынка. Ваше имущество наверняка застраховано на сумму гораздо ниже его рыночной стоимости.
– То есть вы думаете, что свадьбы здесь лучше не проводить?
– Нет, пока не будут учтены все риски. И если бы вы все-таки решили устраивать здесь свадьбы, ваши страховщики, несомненно, наложили бы новые условия, поскольку усадьба тогда классифицировалась бы как коммерческое предприятие, и это означает, что ваша страховая премия возрастет.
– Ох, дорогой, как это все ужасно сложно, – вздохнула Эвелин, устремив взгляд на большую картину маслом с изображением руин храмов, над которыми клубились темные грозовые тучи. – Пожалуй, я просто продам кое-что из вещей.
Она показала на полотно:
– Например, эта мрачная картина мне никогда не нравилась, напоминает разбомбленный город.
Робинсон тоже посмотрел на холст. За многие годы масляные краски потемнели от сигарного дыма и копоти открытого огня. Картину оживляла только фигурная золоченая рама.
– Для начала вам следует проконсультироваться со знающими аукционистами. Они скажут, сколько можно выручить за ваши предметы искусства. В сущности, это разумный шаг. Аукционисты всегда ищут достойные вещи для своих торгов. Они назовут и продажную цену, и страховую стоимость. Хотите, я займусь этим от вашего имени?
Эвелин медлила с ответом, изображая неуверенность, а потом сказала:
– Нет, мне было бы неудобно снова вас затруднять. Я сама приглашу сюда экспертов, а после мы с вами обсудим те цифры, что они представят. Вы не против?
Робинсон откинулся в кресле; на его лысеющей голове запрыгали блики, отбрасываемые пламенем камина.
– Очень хорошая идея. Непременно обсудим. А то того и гляди вас облапошит какой-нибудь нахальный аукционист.
11 ноября 1985 г.
Сколько же у вас всего!
Чистым льняным полотенцем Эвелин вытирала бокалы, поглядывая на Стивена. Он горбился над выскобленным кухонным столом, на котором были разложены заключения аукционистов. В одной его руке дымилась чашка с кофе; розовая лысина сияла в свете, льющемся с потолка. Время от времени он записывал какие-то цифры в своем блокноте. Подсчитывал ее ценности, про себя потирая руки от радости при мысли о том, что ему достанется кусок ее состояния. Эвелин перестала вытирать бокалы, которыми ей хотелось запустить ему в голову.
Даже теперь, сорок лет спустя, она хорошо помнила, как дала свое обещание. День тогда выдался пронизывающе холодный, выпал первый зимний снежок. Но в камерах было еще холоднее, ведь стекол в окнах не было, одеял пленным не выдавали, пол и стены покрывала корочка льда.