В ожидании Рикардо Элейн вышла прогуляться вокруг кафедрального собора, села на скамейку на площади Боливара, разглядывала детей в школьной форме, стариков в пончо, торговцев всякой всячиной, которые проходили мимо. Мальчик с ящичком под мышкой подошел к ней, предложил почистить туфли, и она молча кивнула, чтобы не выдать себя акцентом.
Она разглядывала площадь и спрашивала себя: кто из этих людей догадается, глядя на нее, что она американка, что живет в Колумбии чуть больше года, что вышла замуж за колумбийца, что беременна. Ее лаковые туфли сияли так ярко, что в них отражалось небо Манисалеса; она вернулась в номер, написала письмо на бумаге с логотипом отеля и прилегла, думая об именах. Ей ничего не пришло в голову, и она сама не заметила, как заснула. Никогда еще она не чувствовала себя такой усталой, как в тот день.
Когда она проснулась, Рикардо спал, обнаженный, рядом. Она не слышала, как он вошел. Было три часа ночи: что за охранники работали в этих отелях? По какому праву они впустили незнакомца, не предупредив ее? Как Рикардо сумел доказать, что эта женщина – его жена и он имеет право лечь к ней в кровать? Элейн стояла, уставившись в точку на стене, чтобы не кружилась голова. Она выглянула в окно, увидела угол опустевшей площади, приложила руку к животу и тихо заплакала. Она решила, что первое, что она сделает, вернувшись в Ла-Дораду, – подыщет, куда пристроить Трумэна, потому что ей нельзя будет ездить верхом несколько следующих месяцев, а может, и целый год. Да, это будет первым делом, а вторым – надо найти другой дом, куда поместятся все.
Она спросила себя, следует ли ей поставить в известность руководителя добровольцев, может, даже позвонить ему в Боготу. Решила, что пока в этом нет необходимости, что будет работать, пока сможет, а тогда уж посмотрит по обстоятельствам. Она посмотрела на Рикардо, спящего с открытым ртом. Подошла к кровати и двумя пальцами подняла простыню. Она увидела его сонный член, вьющиеся волосы (у нее были более прямые). Она приложила руку вниз живота, словно защищаясь. «What’s there to live for? – вдруг вспомнила она и пропела про себя: – Who needs the Peace Corps?» А потом снова заснула.
* * *
Элейн работала до тех пор, пока было возможно. В первые месяцы ее живот вырос больше, чем она ожидала, но, за исключением сильной усталости, из-за которой она спала дольше обычного, беременность не изменила ее распорядок дня. Но многое другое изменилось, конечно. Элейн чувствовала жару и влажность, как никогда раньше; по сути, она начала ощущать свое тело, которое больше не было безмолвным и незаметным и с каждым днем настойчиво и отчаянно требовало внимания, как пьяница или трудный подросток.