— Не ломай комедию, Маронон. Право, не понимаю пред кем распинаться в месте сём окаянном? Здесь собрались одни лишь ничтожества, паразиты, да шлюха! — прекрасную мордашку Бригитты опять исказила гримаса. Злобы ли, ярости, а может, раскаяния и сожаления? Кто же до конца поймёт женщину… — Вдобавок, Предатель, ты не угадал ни разу вообще! Не я, слышишь, не я организовал бунт, но столь любимый тобою народ, что помирает от голода и нужды, дошёл до отчаяния!
Мы: с Пастырем, Фомлином, чей Дом Жизнетворцев ты также сгубил на корню, и парой отличных ребят — пытались не допустить восстания черни сколь долго могли. Праотец видит, для этого мы делали всё! Объясняли, призывали и умоляли, но когда тебе нечего жрать, голос рассудка слабеет.
Нельзя винить бедняков. Власть имущие — вот истинный источник всех бед! Король, коему насрать на собственных граждан. Безумцы, что жаждут любой ценой занять его трон. Набивающие за счёт ближних мошну и обиженные на весь мир кровожадные психи, способные утвердиться лишь применяя насилие — вы, вы, одни только вы причина случившейся катастрофы! — Скалозуб презрительно сплюнул. Даже косвенное упоминание Кременькана, Рыжеруба и Дорки на пару с Зерком вызывало в нём отвращение. — За грехи единиц страдают, как всегда, обычные гномы. Пешки, угодившие на поле битвы амбиций своих же сородичей! Праотец милостивый, да что ж мы за про́клятый род, если в гибнущей юдоли слёз вместо взаимной помощи токмо и смотрим, как перерезать глотки друг другу?! Дабы прожить на пару лет дольше и лучше всех остальных…
Выпалив в едином порыве всю горечь и боль, что кипела в несчастной душе, Скалозуб устало закрыл глаза. Сколь долго продлится ещё этот цирк? Когда наконец ему будет позволено умереть?
Руны нещадно жгли кожу, непригодившийся макияж стекал вместе с потом, слезами и кровью с лица. Однако главной пыткой казалось не страдание бренного тела, а вид женщины, кою он так беззаветно когда-то любил. Каким же наивным он был, считая, что душевные муки остались далеко позади! Хотелось жестоко её наказать, хотелось простить, хотелось спасти… Но всё, что он мог, так это трагически умереть на виду множества бесчувственных глаз.
— Поцелуй меня Проявленный в зад, вы только гляньте, да перед нами настоящий святой! Ну и ну. А я, значится, нехороший и злобный король. Замучил бедный народ! Довёл до страшной нужды! Вот же подонок, вот негодяй!
Маронон явственно переигрывал. Очевидцы спектакля, однако, выглядели глубоко возмущёнными, старясь одним своим видом подлизать лишний раз седалище повелителя.