Ты творил зло, придумывая себе несчётное множество оправданий. И ты такой не один, мы все поступаем вопреки заветам Праотца. Такова наша корыстная сущность. Максимальную выгоду всегда извлекает тот, кто нарушает правила в то время, когда остальные их соблюдают. Но если правила нарушают решительно все, то и всеобщий проигрыш неизбежен! В этом причина краха нашей расы. Поэтому вместо возрождения мы стремительно движемся к гибели.
Слёзы катились по бороде… — да, в этом странном месте у него вновь была прежняя борода, — катились по бороде Безбородого. Правда всегда бьёт больнее любых оскорблений, ибо от неё у разума нет защиты.
— Я не хотел… не хотел быть таким. Я просто желал, желал…
— Быть счастливым. Я знаю, Скалик, знаю. Все жаждут счастья. Но никто не хочет по-настоящему строить его. Сие долго и трудно, а отнять у другого — проще простого, особенно если у тебя для этого есть сила и власть.
Скалозуб плюхнулся на колени:
— Прости меня! Прости меня, добрый учитель!!! Прости…
* * *
— Прости! — выкрикнул Скалозуб, не понимая, что происходит.
Кто-то с силой тряс его, запутавшегося в простынях, за плечо.
— Праотец простит! Хорош уже орать как умалишённый! Ну и ночка, Проявленный тебя побери! — пророк отпустил пришедшего наконец в себя Скалозуба. Старик выглядел уставшим и невыспавшимся. — Сначала одни вопили свои похабные песни, так стоило уснуть, другой разорался! Вон, смотри, как распереживался Чоппи.
Только сейчас Скалозуб заметил собакоморду, жалобно поскуливающую у изголовья кровати.
— Тихо-тихо, дружочек, просто кошмар приснился, — ему таки удалось распутать простыни и сесть на кровать.
Чоппи умолк, когда Скалозуб погладил его по голове, и принялся лизать гному руку.
— Хороший пёсик, хороший. Только не ссы на меня больше, лады?
— Похоже, у тебя и правда появился друг, пусть и четвероногий, — улыбнулся Пастырь. — Пойдём, разбудим наших алкашей. Нечего полдня отсыпаться!
* * *
Впрочем, почти все вчерашние дебоширы проснулись и сами. Хиггинс сидел в полудрёме на лавочке во дворе, расслабленно откинувшись на спинку скамейки. Бойл и Кларк поочерёдно расставались с содержимым желудков, стоя на четвереньках у большого деревянного ведра. Гмара и Жмона вовсю хлопотали на кухне, разогревая печь для приготовления завтрака. Один лишь Фомлин крепко спал в своей комнате, лежа на боку с голым пузом и храпя, как стадо проголодавшихся кротосвинок.
Пастырь звучно похлопал ладошкой по открытому брюху спящего:
— Давай вставай, грёбаный шашлык!!!
Хозяин дома, недовольно бурча, заворочался, но пророк не отставал: