Ты молча слушаешь, боясь вклиниться в этот горячечный монолог.
– Да, Игуэрра… – гримаса видимой боли перекосила его лицо, когда он произнес это слово. Посол сделал паузу, словно приходя в себя после болевого шока, а потом продолжил:
– Уж кто-кто, а Гевара… – он, словно поперхнувшись сигарным глотком, закашлялся, но, отдышавшись, с усилием сказал:
– Он знал о дистанции всё. Он знал, что это единственный путь… Единственная возможность достичь пустоты – самому её сделать. Создать её, собственными руками. Потому он и не придавал словам большого значения. «Лучший способ сказать – это сделать». Знаете, чьи это слова? Да, это мог сказать только он.
– Но позвольте, сеньор Сентено… Где же тут прозорливость и пророческий дар?.. Трудно подобрать более яркий пример абсурда и нерасчетливости, чем боливийский поход Че Гевары…
– Ха-ха-ха… абсурдность… – нервный, почти болезненный смех прорвал неровную пелену дыма над столом. – Повсюду, повсюду, повсюду… Вы говорите «абсурдно»… Здесь, на родине Сартра и Камю, я бы советовал вам деликатнее обходиться с этим понятием. Понятием… Понтием…
– Сеньор Сентено… Сеньор…
– Ах да, о чем мы?.. Да, так вот, об абсурде… Вы, наверное, слышали о «Проклятии Че»? Вот оно уже добралось и до Торреса…
– «Оно»? Вы имеете в виду убийство в Буэнос-Айресе? Похоже, что никакой метафизикой здесь не пахнет. Красные экстремисты, которых науськивают кубинцы…
– Не торопитесь с выводами. Ведь были ещё Барриентос и Кинтанилья, был страшный конец Селича… А гибель лейтенанта Уэрты? Красными там и не пахло. Красным был его труп, разбившийся на автомобиле в лепешку… А как вы объясните астму, которая вдруг принялась душить по ночам бедолагу Родригеса. Как он торжествовал тогда, в Игуэрре. Его прямо-таки распирало от ощущения победы. Он никак не мог угомониться, ругался с солдатами, а когда притащили ослепшего партизана-перуанца, принялся колоть его штыком. А потом он взялся за Че: орал на него, таскал за бороду и грозился пристрелить. Какими смешными, наверное, казались Че эти угрозы!.. Он всё рассчитал. И торжествовали они недолго. Глупец Родригес… Он думал, что надежно укрылся в своем неприступном Майами. Представляю, как он сидит там, в своем роскошном особняке на берегу океана и в холодном поту ожидает прихода бессонной ночи, в обнимку с которой придет и она и начнет снова и снова душить его…
Пузырь пустоты вновь стал заполнять онемевшую комнату.
– Что-то в горле пересохло, – произнес, наконец, Сентено, таким глухим и, действительно, иссохшим голосом, точно он доносился из склепа. – Предлагаю смочить голосовые связки коньяком.