И всё-таки, если я когда-то и верил, что проблемы, неразрешимые политические проблемы Европы можно решить топорными ударами власти, то больше не верю. Германия побеждала слишком часто, чтобы ещё верить в победу. Война необозрима, «мир» далёк, как никогда. С каждым днём всё меньше вероятность того, что его заключат нынешние правительства, будь то «демократические» или «абсолютистские»; в свой час это сделают представители революционных народов. Пролетарию, чтобы захватить власть, вряд ли потребуется «штурмовать Европу» — власть сама упадёт ему в руки. социалистическая тирания, что забрезжила до войны и окрепла во время оной, после войны станет безгранична и сокрушит всё; всякому оппозиционному зуду, всякой сатирической ухмылке придётся вооружаться против неё и только против неё… В любом случае для радикального революционаризма грядёт славная пора. Волна блаженных политических надежд, поднятая, повторяю, войной, захлестнёт всё и вся, нынешняя «новая вера» по пылкости превзойдёт безудержные восторги конца восемнадцатого века. «Заре навстречу» — так озаглавил свой лирически-драматический фрагмент, только что опубликованный в листовке новейшего поколения, стихотворец строго литераторского покроя, Вальтер Хазенклевер. Вот несколько оттуда строк:
>Дворцы зашатались. Власти конец.
>В пропасть летят господа,
>Ворота громыхают.
>Кто всё имел, тот всё потерял.
>Раб в поту ладоней своих
>Богаче всех их.
>За мной! Я вас поведу!
>Ветер взмывает из развалин.
>Занимается новый мир.
Люди, которые заключат мир, будут «верить». Верить в то, что нашли или близки к тому, чтобы найти формулу общественного устройства человеческого рода, формулу человеческого муравейника, человеческого улья, безупречную и ко всем справедливую формулу, которую искали тысячелетиями. Liberté, égalité, fraternité ou la mort — и пойдут братья откалывать головы братьям, чтобы посредством «гражданского учреждения» ввести братство. Явится на земле царство Божие, справедливость, вечный мир и счастье в облике république démocratique, sociale et universelle. Затем дела примут оборот, мало соответствующий большим ожиданиям, и воздвигнутые на мгновение идолы рухнут не только по внешним причинам, но прежде всего в силу внутренней несостоятельности, которую они всегда несли в себе. Горько разочаровавшись в своей окрылённой надеждами вере, люди бросятся в объятия мировой скорби, нового «байронизма». На земле установится безраздельное господство насмешки, горечи, отчаяния; и ещё раз: если вы не вероломный злодей, не мизантроп с кривой ухмылкой, если вы вправе сказать о себе, что сохранили способность к восхищению отвагой и рожденной одиночеством красотой, если для вас почти вся жизнь — восхищение, вера и преданность, если вам нужно непрестанно искать любовь, сочувствие к тварному, однако не на путях эстетизма или политики, — должны ли вы молчать, предвидя подобный вероятный и неизбежный поворот событий с заблаговременным удовлетворением? Должен признаться, это как раз про меня. Поскольку я ненавижу политику и веру в политику, порождающую самонадеянных, меднолобых, бесчеловечных доктринёров. Не верю в формулу человеческого муравейника, человеческого улья, не верю в république démocratique, sociale et universelle, в то, что человечество предназначено для «счастья», даже в то, что оно