Самым живописным образом расположившись на корягах с кусками дымящегося мяса в руках, мы приступили к пиршеству.
Несколько раз в жизни мне приходилось готовить поросенка на вертеле, но на этот раз я или превзошла себя, или поросенок мне попался такой удачный, но оторваться от него было невозможно.
Мужчины закатывали глаза и переходили на немецкий язык для выражения восхищения, потому что им не хватало русских эпитетов превосходной степени. Софа жирными руками поглаживала свой округлившийся животик, вздыхала и протягивала руку за очередной порцией.
Успокоились мы только тогда, когда перед нами выросла гора обглоданных до белизны костей и в желудках не осталось места даже для самого маленького кусочка пищи.
— Мне больше вообще ничего не нужно, — прошептал Герман и громко икнул, после этого подумал и добавил:
— Аня, я предлагаю тебе руку и сердце.
Пауль с Софой не поверили своим ушам.
— Но ты некоторым образом женат, — улыбнулась я.
— Это была ошибка молодости, Эльза не умеет готовить барбекю, — с трудом произнес Герман.
— Анна, я полюбил тебя с первого взгляда, — приложив руку к сердцу, продекламировал Пауль. — Скажи честно, ты умеешь еще что-нибудь готовить, кроме барбекю?
— Это не самое вкусное из моих фирменных блюд, — скромно ответила я.
В ответ мужчины громко застонали.
— Анна, я люблю тебя, — воскликнул Пауль.
— Ради тебя я оставлю жену, — напомнил
Герман.
— Я моложе и красивее, — возразил ему Пауль.
— Я умнее и опытнее, — отпарировал Герман. Они еще долго соревновались в словоблудии, воздавая должное моим кулинарным способностям, но перещеголяла всех Софа:
— Анечка, плюнь ты на них. До сегодняшнего дня мне казалось, что я люблю мужчин. Только теперь я поняла, что я прирожденная лесбиянка. Аня, я твоя навеки!
Всеобщий громогласный хохот завершил эту импровизацию.
Солнце палило немилосердно, и мужчины первые потянулись к морю.
Герману не терпелось обновить свою маску и ласты, и он обещал достать для меня самую большую ракушку со дна моря. В резиновой шапочке и ластах он был совершенно неотразим. Пауль заявил, что с таким желудком он не влезет ни в одну пещеру, и отказался от этой идеи. Ему и в воду-то лезть не хотелось, но к этому времени его бледная кожа покрылась розовыми пятнами, а с его арийского носа стекали крупные капли пота. Еще немного, и его хватил бы тепловой удар. Из двух зол он выбрал меньшее и поплелся вслед за товарищем.
— А что это за загадочная пещера? — спросила я у Софы, когда мы остались с ней наедине.
— Да здесь их полно. Ты что, никогда не слышала об одесских катакомбах?