Если бы не мое любопытство, как крепок был бы мой ночной сон! Перед тем как покинуть комнату, я задержал взгляд на листах бумаги, разбросанных на столе, возле черного ящика. Все были пусты, и лишь на одном был некий грубый карандашный набросок. Вдруг я вспомнил о том, что Теюнис упоминал возможность зарисовать тот ужас, что откроется благодаря камню, и вознамерился уйти, но, движимый любознательностью, поборол голос разума. Я украдкой взглянул на рисунок, отметив поспешные, дрожащие линии и то, что он не закончен – помешал ужасный припадок, пережитый художником. Затем, в пылу упрямой смелости, я пристально вгляделся в черный, запретный образ и лишился чувств.
Я неспособен полностью передать то, что увидел. Спустя какое-то время я пришел в чувство и, немедля швырнув листок в догорающий огонь, побрел домой по тихим улицам. Благодарю Бога за то, что не взглянул на снимок сквозь кристалл, и горячо молю его о том, чтобы забыть ужасающую тень того, что довелось увидеть Теюнису. С тех пор я не вполне владею собой. Мне кажется, что даже самые безобидные явления таят в себе неявные, двусмысленные намеки на нечто безымянное, богохульное, что скрывается за ними, маскируя их истинную сущность. И все же набросок был столь скудным и так слабо передавал то, что пришлось увидеть Теюнису, судя по его осторожным намекам впоследствии!
На нем были изображены лишь основные детали. Большую часть его занимало облако чужеродных испарений. Все, что могло показаться знакомым, было частью смутного, неизвестного, неземного ландшафта и лежало за пределами человеческого восприятия – о его бесконечной враждебности, чудовищности и омерзительности можно было лишь догадываться. Там, где я видел кривое, полуразумное дерево, было изображение искореженной, ужасной руки или когтя с безобразно раздутыми пальцами или щупальцами, тянувшимися к чему-то, лежавшему на земле, или в направлении смотрящего. Прямо под скрюченными, разбухшими пальцами среди травы виднелся участок, повторявший форму лежащего человеческого тела. Но набросок был слишком небрежным, чтобы я мог верить увиденному.
1934
I
По прошествии двадцати двух лет, полных кошмаров и ужаса, спасшись лишь благодаря отчаянной вере в нереальность источника определенных впечатлений, я более не готов утверждать, что нечто, обнаруженное мной в Западной Австралии в ночь с 17 на 18 июля 1935 года, в действительности существует. Есть повод надеяться, что все пережитое мной полностью либо отчасти является галлюцинацией, чему существует немало причин. И все же его отвратительное правдоподобие порой лишает меня надежды. Если же все это произошло на самом деле, человечество должно принять космическое знание и место, отведенное ему в клокочущем водовороте времени, одно лишь упоминание о котором парализует. Ему также следует остерегаться определенной затаившейся угрозы, и хоть та никогда не поглотит наш род целиком, но способна столкнуть его наиболее смелых представителей с чудовищным, невыразимым ужасом. Именно последняя причина побуждает меня всеми силами стремиться положить конец любым попыткам раскопок неизвестных доисторических руин, исследованных моей экспедицией.