Вдруг я вскочил, развернулся и со всей скоростью бросился бежать к лагерю. Я бежал, не понимая, почему и зачем, и лишь достигнув палатки, понял, чем было вызвано мое поспешное бегство. Причина крылась в том, что я узнал об этих странных черных камнях из своих снов и тысячелетних мифов. Из подобных черных базальтовых блоков были сложены здания, которых так боялась легендарная Великая Раса – высокие, слепые башни, что остались от зловещих полуматериальных тварей, гнездившихся в безднах земли; для защиты от подвластных им ветров подземные ходы были запечатаны люками, хранимыми бессонными часовыми.
В ту ночь я не спал, но едва настал рассвет, понял, как глупо было поддаваться влиянию тревожившего меня мифа. Вместо страха мне пристало испытать восторг первооткрывателя. Еще до полудня я рассказал остальным о своей находке; со мной на поиски необычного камня отправились Дайер, Фриборн, Бойл и мой сын. Однако нас ждало разочарование. Я не мог вспомнить точное местоположение мегалита, и ночью ветер полностью переместил песчаные холмы.
VI
Я приближаюсь к самой тяжелой, ключевой части своей истории – в высшей степени трудной, так как не могу всерьез утверждать, что все случилось со мной на самом деле. Временами меня одолевает тревожная уверенность в том, что это не было ни видением, ни бредом; именно это чувство, ввиду умопомрачительных выводов, следующих из объективной истинности пережитого мной, склоняет меня к продолжению повествования. О том, что случилось, первым узнает и рассудит мой сын – профессиональный психолог, лучше всех знакомый с моим делом и беспрестанно поддерживавший меня.
Во-первых, позвольте обрисовать внешние обстоятельства произошедшего так, как они виделись участникам экспедиции. В ночь с 17 на 18 июля, после особенно ветреного дня, я рано лег, но не смог уснуть. Незадолго до одиннадцати часов я поднялся с постели; меня все так же необъяснимо тянуло на северо-восток. По своему обыкновению я отправился на ночную прогулку и, покидая лагерь, встретил и поприветствовал одного лишь Таппера, австралийского шахтера. Луна уже шла на ущерб, сияя в безоблачном небе; по древним пескам разливалось белесое, болезненное свечение, казавшееся мне бесконечно зловещим. Ветра не было, как не было его и в последующие пять часов, что подтвердил Таппер наряду с теми, кто тоже провел ту ночь без сна. Австралиец видел, как я быстро удалялся на северо-восток через мертвенно-бледные песчаные холмы, полные тайн.
Около 3:30 утра поднялся ураганный ветер, сорвавший три палатки и разбудивший весь лагерь. На небе не было ни облака, и всю пустыню по-прежнему озарял болезненный лунный свет. Осмотрев палатки, все обнаружили мое отсутствие, но, зная о моих прогулках, никто из членов экспедиции не встревожился. И все же трое из них – все были австралийцами – чувствовали, что в воздухе таится нечто гибельное. Маккензи объяснил профессору Фриборну, что они поддались туземным суевериям, – аборигены верили причудливо сплетавшимся мрачным легендам о сильном ветре, что длительно дул в пустыне при ясном небе. Они шептались о гигантских каменных домах под землей, где рождались ветры и где творилось нечто ужасное – и о том, что ветер дует лишь там, где лежат большие, испещренные знаками камни. Ближе к четырем часам буря стихла так же внезапно, как и началась, вновь переменив ландшафт пустыни.