.
Зигберт выглянул из окна и увидел торопящихся домой пешеходов, которых слепил снег. Возбуждение, охватившее его от приезда в Америку, отступило: его место начала занимать суровая реальность.
«И что теперь?» – подумал он. У него не было ничего: ни ресурсов, ни связей. Он говорил с сильным немецким акцентом, окончил только начальную школу, имел рост 157 сантиметров и никак не мог забыть годы пыток и голода. Но он был здесь, все еще дышал и смотрел из окна на покрытые снегом улицы Нью-Йорка. По сравнению с прошлым он очутился в раю. Поездка на автобусе в Гарлем с острова Эллис была раем. Районные магазинчики, жилые небоскребы, грузовики с пивом – все это было раем. Комната с неприятным запахом в переполненном отеле с тараканами, бегающими по обшарпанному деревянному полу, сильный снегопад за окном, двести долларов, остававшиеся у него в кармане и грозившие быстро закончиться, если он не найдет работу, – все это было раем. На улице у отеля усталые пешеходы боролись с сильным ветром и высокими сугробами, что вызывало у Зигберта неприятные воспоминания о других суровых бурях, когда умирающие от голода мужчины и женщины плелись вперед в маршах смерти, одетые лишь в тонкие лагерные робы. Транспорт на нью-йоркских улицах стоял в пробках, водители постоянно гудели в клаксоны, нетерпеливо стремясь добраться до места назначения. Даже 21-летнему иностранцу вроде Зигберта было очевидно, что американцы, никогда не сталкивавшиеся с концентрационными лагерями, были во всех смыслах живыми людьми, целеустремленно двигавшимися к будущему и имевшими о нем довольно ясное представление. Это ему нравилось. Он тоже может стать таким: хвататься за возможности и не позволять тьме прошлого лишить его светлого будущего.
В этот критический момент своей новой жизни Зигберт дал себе три обещания. Во-первых, он никогда больше не будет голодать. Во-вторых, он женится на еврейской женщине, они заведут детей – новых евреев. В-третьих, он сохранит память о Холокосте и никогда не будет молчать, столкнувшись с несправедливостью. Иллюзий по поводу этих обещаний он не испытывал. Он понимал, что не сможет изменить мир, что антисемитизм никуда не денется и евреев всегда будут преследовать. Это был обычный порядок вещей. Но Всемогущий уже спас его, и теперь ему необходимо было свести воедино те куски, на которые распалась его жизнь, и возвести из них здание пока еще непонятных размеров и формы.
Глядя вниз из окна своего номера в отеле «Марсель», Зигберт вспоминал об обещании, которое дал после освобождения. Его лучшим другом в Освенциме был молодой парень шестью годами его старше по имени Лотар Нартельски. Зигберт обещал Лотару, что, добравшись до Америки, навестит его родителей. Судьба Лотара была печальной. Он родился с одной ногой слегка короче другой и при ходьбе прихрамывал – в 1932 году этого оказалось достаточно, чтобы отказать ему в выездной визе вместе с родителями, поскольку тогда в большинстве государств отказывались принимать беженцев с физическими повреждениями, которые не могли работать. У родителей Лотара не было выбора: если они хотели спасти ребенка, им нужно было покинуть Германию и попытаться устроить для него какую-нибудь визу. Чета Нартельски препоручила Лотара заботам другой семьи, порыдала над его будущим и спешно заказала билеты на пароход в Америку. В какой-то момент, уже в Нью-Йорке, Нартельски сменили фамилию на Нартель и переехали в дом в Бронксе – в нескольких станциях метро от гостиницы «Марсель».