И как это сделать в присутствии девочки?! Раньше плавки сохли на мне, но и купаться я лазил, только когда солнце грело. Рубашка ладно, а вот как сушить низ?! Хорошо еще ботинки успел снять, мысленно похвалил себя.
Глянул на дочку, та по-прежнему тихонько сидела, только по вздрагивающим плечам было видно, что не успокоилась, даже скорее еще больше распаляет.
Ну и куда мне теперь бежать и что делать?! Кинул рубашку на оставшиеся после рубки кусты, плюнув на мокрые плавки, сел рядом с дочкой, и осторожно приобнял.
— я восхищен твоей работой. Ты, правда, создала уникальную вещь…
— Он кривой!!! — вспыхнула та, — а я так старалась! У меня никогда ещё… Сила просто переполняла, я никогда не была в такой форме! И все напрасно…
Продолжать она не могла, и сейчас рыдала на моей груди. Шмыгала носом, и вела себя ну совсем как маленькая девочка.
Не зная, что сказать, гладил и прижимал к себе.
— Но он действительно прекрасен! — вставил я, когда её рыдания стали чуть меньше, — еще не встречал оружия такого качества, формы…
— Смотри! — взорвалась та, и, выхватив из моих рук его прям за острую часть, нацелилась им в даль, ну, как обычно, проверяют всякие доски на кривизну.
— э… Только и сумел ответить я, — мне было совершено не понятно о чем она говорит, и я осторожно забрал оружие. Точно, порезалась, даже не заметив этого.
Посмотрел, — нет, если знать куда глядеть, то лезвие и правда шло небольшой волной, сразу от хвостовика отклонялось вправо, а затем, уже влево, слегка формой напоминая изгиб сабли. Но эти отклонения были не больше пары миллиметров и, на мой взгляд, настолько несущественные, что я с удивлением переспросил:
— и это все?!
— да… — буркнула та.
— а у меня как раз нет лезвия для одного очень симпатичного…
— дарю! — не давая мне закончить, как-то зло выдавила та, и отвернулась, сбросив плечом мою руку. И замерла.
Похоже что-то вспомнила, заглянула в мои глаза с выражением напомнившим мне кота из Шрека, и слегка побледнев, как-то несмело потянулась к клинку, и очень жалобным тоном попросила отдать ей «эту железку».
На мое удивление, что только что сама подарила, а у эльфов личное оружие, это святое, как-то потеряно промямлила, с каждым словом произнося все тише:
— я совсем забыла, что не имела права зачаровывать… делать при постороннем… тем боле светлом… и… меня теперь убьют. Закончила как-то совсем обречено.
Дальше слов было понять невозможно, та лепетала что-то бессвязное, рыдая и трясясь. Угу, на моей груди. А я опять успокаивал, гладил и всячески подбадривал.
Кажется, я продолжал утешать её еще какое-то время, запах волос кружил голову, тишина и шум моря убаюкивали…