— Твой отец, — сказал Селби, — не мог понять. Он…
— Ерунда, — возразила она. — Папа все прекрасно понимал. Его гордости был нанесен удар, вот и все. Он продал свою долю в сахарной компании и уехал. Я думаю, это было очень хорошо и для него, и для Джорджа. Ну а что ты делал, Дуг?
— В основном повседневную работу. Что ты здесь делаешь? Собираешься работать?
Она кивнула.
— Тогда, — сказал он, — когда-нибудь мы можем оказаться по разные стороны барьера.
Ее голос стал мрачен:
— Можем.
— Все пикируешься, а? — спросил он смеясь.
— Да нет, — сказала она. — Ты перерос меня, Дуг. И я позволила тебе перерасти меня. Когда ты был независимым юристом, мы чудесно проводили время вместе — плавание, прогулки в город экспромтом и всевозможные удовольствия. Потом тебя выбрали на эту должность, и ты начал работать серьезно. Думаю, папины деньги мешали мне видеть вещи в истинном свете. Я понимала, конечно, что… А, ладно, оставим это.
Селби потянулся через стол и накрыл ее руку своей.
— Было больно, когда ты уехала, Инес, — сказал он, — очень больно. Я думал, что тебе горько и ты хочешь отомстить, и — ну, в общем, я много думал о тебе. У меня появлялась мысль поискать тебя. Но, зная тебя, я был уверен: чтобы я ни говорил, ничто не может повлиять на тебя.
— Я не хотела мстить, — сказала она. — Просто решила заставить тебя уважать меня в той области, которая стала для тебя всем.
Он сменил тему, смущенный ее спокойной откровенностью, покоряясь, как всегда, силе ее характера.
— Как ты находишь старый город? — спросил он.
— Он все такой же, — сказала она. — Две городские газеты по-прежнему воюют друг с другом?
— Да.
— И «Блейд» нападает на тебя, а «Кларион» — за тебя?
Он кивнул.
— А Сэм Роупер, бывший окружной прокурор, все еще борется с тобой?
— Не так, как прежде, — сказал Селби рассмеявшись. — Он потерял часть своего влияния и, я думаю, часть своей обиды. Занялся частной практикой.
— А та девушка — Мартин? — спросила она. — Как ее звали? Сильвия? Ты по-прежнему часто с ней видишься?
— Всякий раз, как я начинаю расследование, она оказывается здесь. У нее, похоже, нюх на тайны, как у гончей на кролика.
— Ну что ж, — сказала Инес, — теперь ты часто будешь видеть и меня — очень часто, господин окружной прокурор.
— Теннис? — спросил он.
Она покачала головой:
— Нет, уже не теннис. Ты перерос теннис. Я тоже. Мы будем сражаться в суде, и тебе придется со мной так же трудно, как на корте.
— Ну что ж… — вздохнул он.
— Вот подожди, пока мы не окажемся в суде, — сказала она с угрозой, и смех, которым она сопроводила свои слова, казалось, лишь усилил ее. — Как насчет того, чтобы пообедать вместе, Дуг? Мы могли бы сесть в мою машину и прокатиться в Лос-Анджелес. Я знаю там местечко, где… — Она остановилась, уловив смущение в его взгляде. — Уже с кем-то идешь? — спросила она.