Основное в ленинизме. Том 3. Развитие капитализма в России (Ленин)

Sic — латинское слово, сокращение от sic erat scriptum — так было написано.

Пользуясь сама «очень многочисленными» сельскими кассами и ссудо-сберегательными товариществами, которые приносят «существенную помощь» «крестьянам с достатком». «Крестьяне маломощные поручителей за себя не находят I и ссудами не пользуются» (Постников).

Данные из земско-статистического сборника.

Данные об аренде мы берём общие, соединяя надельную и вненадельную аренду.

Количество сданной земли определено нами приблизительно по числу дворов, сдающих весь надел. На основании полученных цифр определено уже и земле- I пользование каждой группы (надел + купчая земля + аренда — сдача).

Просим читателя не забывать, что теперь мы имеем дело не с абсолютными цифрами, а лишь с отношениями между высшим и низшим слоем крестьянства. Поэтому, например, мы берём теперь процентные отношения числа дворов с батраками (или с «заработками») не к числу дворов данной группы, а ко всему числу дворов с батраками (или с «заработками») в уезде, т. е. мы определяем теперь не то, насколько каждая группа пользуется наёмным трудом (или прибегает к продаже рабочей силы), а определяем лишь отношение между высшей и низшей группой по употреблению наёмного труда (или по участию в «заработках», в продаже рабочей силы).

И эта цифра (около 1/5 всех заведений), конечно, преувеличена, ибо в разряде несеющих и безлошадных и однолошадных крестьян смешаны сельскохозяйственные рабочие, чернорабочие и пр. с неземледельцами (лавочниками, ремесленниками и пр.).

Диаграмма построена участниками группы Свободное время

Сплошная линия показывает в процентах «среднюю» долю зажиточного крестьянства в общей сумме земли, посева, скота и т. д. Пунктирная линия показывает в процентах «среднюю» долю неимущего крестьянства в общей сумме земли, посева, скота и т. д.

Как изменяется в последнее время распределение лошадей в крестьянстве, об этом можно судить по следующим данным военно-конской переписи 1893- 1894 гг.. В 38 губерниях Евр. России было в 1893-1894 гг.: 8 288 987 крестьянских дворов, из них безлошадных — 2 641754, или 31,9%; однолошадных — 31,4%; двухлошадных — 20,2%; трёхлошадных — 8,7%; с 4‑мя лошадьми и более — 7,8%. Лошадей у крестьян было 11 560 358, из этого числа 22,5% было у однолошадных. 28,9% — у двухлошадных, 18,8% — у трёхлошадных и 29,8% — у многолошадных. Таким образом, у 16,5% зажиточных крестьян — 48,6% всего числа лошадей.

«Сборник» выделяет все «расходы на личные и хозяйственные нужды, кроме пищи», от расходов на содержание скота, причём в первой рубрике стоят рядом расходы, например, на освещение и на аренду. Очевидно, что это неправильно. Мы выделили личное потребление от хозяйственного («производительного»), относя к последнему расходы на дёготь, верёвки, ковку лошадей, ремонт строений, инвентарь, сбрую, на работников и сдельные работы, на пастуха, на аренду земли и на содержание скота и птицы.

«Остатки от прежних лет» состоят в хлебе (натурой) и в деньгах; здесь дана общая сумма, так как мы имеем дело с валовым, и натуральным и денежным, расходом и доходом. — Четыре рубрики «промыслов» списаны с заголовков «Сборника», который не даёт больше ничего о «промыслах». Заметим, что в группе д к промышленным предприятиям следует, видимо, отнести и извоз, который даёт двум хозяевам этой группы по 250 руб. дохода, причём один из этих хозяев держит батрака.

Мы заменяем теперь термин «барщина» термином «отработки», так как последнее выражение более соответствует пореформенным отношениям и пользуется уже в нашей литературе правом гражданства.

Обработка кругов — одна из форм отработок и кабальной аренды помещичьей земли крестьянами в пореформенной России. При такой форме отработок крестьянин обязывался за деньги, за зимнюю ссуду или за сданную в аренду землю обработать помещику своими орудиями и на своих лошадях «круг», т. е. одну десятину ярового, десятину озимого, а иногда и десятину покоса.

Замечательно, что всё гигантское разнообразие различных форм отработков в России, различных форм аренды со всяческими доплатами и проч. — всецело исчерпывается теми основными формами докапиталистических порядков в земледелии, которые установил Маркс в 47‑й главе III тома «Капитала». В предыдущей главе было уже замечено, что этих основных форм три: 1) отработочная рента; 2) рента продуктами или натуральная рента и 3) денежная рента. Вполне естественно поэтому, что Маркс хотел взять именно русские данные для иллюстрации отдела о поземельной ренте.

Скопщиной называлась в южных районах России натуральная кабальная аренда, когда арендатор уплачивал землевладельцу «скопны» определённую долю урожая (половину, а иногда и более) и сверх того обычно отдавал ему часть своего труда в виде разнообразных «отработок».

Смерды — феодально-зависимые крестьяне в древней Руси (IX—XIII вв.), работавшие на барщине в хозяйстве князя или других светских и духовных феодалов и платившие им оброк.

«Русская правда» — первый письменный свод законов и княжеских постановлений в древней Руси XI—XII вв. Статьи «Русской правды» направлены на защиту феодальной собственности и жизни феодалов. Они свидетельствуют о наличии ожесточённой классовой борьбы закрепощаемого крестьянства древней Руси с эксплуататорами.

Конская перепись 1893—1894 гг. в 48 губерниях обнаружила убыль лошадей у всех коневладельцев на 9,6%, убыль числа коневладельцев — на 28 321 человек. В губерниях: Тамбовской, Воронежской, Курской, Рязанской, Орловской, I Тульской и Нижегородской убыль лошадей с 1888 по 1893 г. составила 21,2%. В семи других чернозёмных губерниях убыль с 1891 по 1893 г. составила 17%. В 38 губерниях Европ. России в 1888—1891 гг. было 7 922 260 крестьянских дворов, из них лошадных — 5 736 436, в 1893—1894 гг. в этих губерниях было 8 288 987 дворов, из них лошадных — 5 647 233. След., число лошадных дворов убыло на 89 тысяч, число безлошадных увеличилось на 456 тысяч. Процент безлошадных с 27,6% поднялся до 31,9%. Выше мы показали, что по 48 губерниям Евр. России число безлошадных дворов возросло с 2,8 млн. в 1888—1891 гг. до 3,2 млн. в 1896—1900 гг. — т. е. с 27,3% до 29,2%. в 4‑х южных губерниях (Бессарабской, Екатеринославской, Таврической, Херсонской) число безлошадных дворов возросло с 305,8 тысяч в 1896 г. до 341,6 тыс. в 1904 г., т. е. с 34,7% до 36,4%.

Вот пример, отличающийся особенной рельефностью. Земские статистики объясняют сравнительную распространённость денежной и натуральной аренды в различных местах Бахмутского уезда Екатеринославской губернии следующим образом: «Местности наибольшего распространения денежной аренды лежат в районе каменноугольной и каменносоляной промышленности, а наименьшего — входят в состав степного и чисто земледельческого района. Крестьяне вообще неохотно идут на чужую работу, а на более стеснительную и недостаточно оплачиваемую работу в частных «экономиях» — в особенности. Работа в шахтах и вообще при рудничном и горнозаводском деле тяжела и вредит здоровью рабочего, но она, вообще говоря, лучше оплачивается и привлекает его перспективой ежемесячной или еженедельной получки денег, которых он обыкновенно не видит, работая в «экономии», так как или отрабатывает там «землицу», «соломку», «хлебец» или успел уже забрать все деньги вперёд на свои всегдашние нужды и т. п. Всё это побуждает рабочего уклоняться от работ в «экономиях», как он и делает, раз есть возможность заработать деньги помимо «экономии». А такая возможность представляется более всего именно там, где много шахт, на которых рабочим платят «хорошие» деньги. Заработав «гроши» на шахтах, крестьянин может арендовать на них землю, не обязываясь работой «экономии», и таким образом устанавливается господство денежной аренды». В степных же, не промышленных волостях уезда, устанавливается скопщина и отработочная аренда.

Итак, от отработков крестьянин готов бежать даже на шахты! Своевременная расплата чистыми деньгами, безличная форма найма и урегулированная работа «привлекают» его так, что он предпочитает даже подземные рудники — земледелию, тому земледелию, которое наши народники любят рисовать так идиллически. В том-то и дело, что крестьянин на своей шкуре знает, чего стоят те отработки, которые идеализируются аграриями и народниками, и насколько чисто капиталистические отношении лучше их.

«Говорят, что распространение отработочных аренд, взамен денежных… есть факт регрессивный. Да разве мы говорим, что это явление желательное, выгодное? Мы никогда не утверждали, что это прогрессивное явление», — заявлял г. Чупров от имени всех авторов книги «Влияние урожаев и пр.». Это заявление и формально неверно, ибо г. Карышев (см. выше) изображал отработки как «помощь» сельскому населению. По существу же дела, это заявление совершенно противоречит действительному содержанию всех народнических теорий I с их идеализацией отработков. Большую заслугу гг. Т. -Барановского и Струве составляет правильная постановка вопроса (1897 г.) о значении низких хлебных цен: критерий для оценки их должен быть тот, содействуют ли такие цены вытеснению отработков капитализмом или нет. Такой вопрос есть, очевидно, вопрос факта, и в ответе на него мы несколько расходимся с названными писателями. На основании данных, излагаемых в тексте, мы считаем возможным и даже вероятным, что период низких хлебных цен ознаменуется не менее, если не более быстрым вытеснением отработков капитализмом, чем предшествующий исторический период высоких хлебных цен.

Этот факт, что конкуренция дешёвого хлеба является побудительной причиной к преобразованию техники и, следовательно, к замене отработков вольным наймом, заслуживает особого внимания. Конкуренция степного хлеба сказывалась и в годы высоких цен на хлеб; период же низких цен сообщает этой конкуренции особенную силу.

Для суждения о том, как изменилось дело за последнее время, приводим данные из «Ежегодника России» за 1900—1903 годы. Производство с. -х. машин в империи определяется здесь в 12 058 тыс. руб., а ввоз из-за границы в 1902 г. — 15 240 тыс. руб., в 1903 году — 20 615 тыс. руб.

Крестьянское производство плугов в то же время падает, будучи вытесняемо заводским.

B 1879 г. производилось около 4,5 тыс. молотилок, в 1894—1895 — около 3,5 тыс. Последняя цифра не обнимает кустарного производства.

В 1893 г., например, «в Успенской экономии Фальц-Фейна (владелец 200 000 десятин) собралось 700 крестьянских машин с предложением своих услуг, и половина их ушла ни с чем, так как было нанято всего только 350». Но в других степных губерниях, особенно заволжских, жнейки распространены ещё слабо. Впрочем, в последние годы и эти губернии усиленно стремятся догнать Новороссию. Так, по Сызрано-Вяземской железной дороге было перевезено земледельческих машин, локомобилей и их частей в 1890 г. — 75 тыс. пудов, в 1891 г. — 62 тыс. пуд.; в 1892 г. — 88 тыс. пуд. в 1893 г. — 120 тыс. пуд. и в 1894 г. — 212 тыс. пуд., т. е. за какое-нибудь пятилетие перевозки возросли почти втрое. Станция Ухолово отправила земледельческих машин местного изделия в 1893 г. — около 30 тыс. пуд. в 1894 г. — около 82 тыс. пуд., тогда как до 1892 г. включительно отправки с. -х. машин с этой станции не достигали и 10 тыс. пуд. в год. «Из Ухолово отправляются преимущественно молотилки, изготовляемые в селе Канино, деревне Смыково и частью в уездном городе Сапожке Рязанской губернии. При селе Канино имеются три чугунолитейных завода, принадлежащих Ермакову, Кареву и Голикову и изготовляющих преимущественно части земледельческих машин. Окончательной же отделкой и сборкой машин занимаются оба вышеупомянутые поселения (Смыково и Канино) почти поголовно». Интересен в этом примере, во-первых, факт громадного роста производства именно в последние годы, годы низких хлебных цен, во-вторых, факт связи «фабрично-заводского» и так называемого «кустарного» производства. Последнее является просто-напросто «внешним отделением» фабрики.

Ср. корреспонденцию из Перекопского уезда Таврической губ. в «Русских Ведомостях» от 19 августа 1898 г. (No 167). «Полевые работы, благодаря большому распространению среди наших земледельцев жатвенных машин и паровых и конных молотилок, подвигаются чрезвычайно быстро. Старый способ молотьбы «катками» отошёл в область прошлого. Крымский земледелец с каждым годом всё более и более увеличивает площадь посевов, так что поневоле ему приходится прибегать к помощи усовершенствованных земледельческих орудии и машин. В то время как катками можно вымолотить не более 150—200 пудов зёрна в день, паровая молотилка 10-сильная вымолачивает 2000—2500 пудов в день, а конная — 700— 800 пудов за день. Вот почему с каждым годом спрос на земледельческие орудия, жатки и молотилки увеличивается до того, что заводы и фабрики земледельческих орудии, как то случилось и в настоящем году, оказываются без запаса товаров и не могут удовлетворить требованиям земледельцев». Одной из важнейших причин распространения улучшенных орудий надо считать падение хлебных цен, которое заставляет сельских хозяев понижать стоимость производства.

«В последние два года под влиянием низких цен на хлеб и необходимости во что бы то ни стало удешевить производство сельскохозяйственных работ, — жатвенные машины настолько быстро начали распространяться, что склады вовремя не в состоянии удовлетворить все требования». Современный сельскохозяйственный кризис есть кризис капиталистический. Как и все капиталистические кризисы, он разоряет фермеров и хозяев одной местности, одной страны, одной I отрасли земледелия, давая в то же время гигантский толчок развитию капитализма в другой местности, в другой стране, в других отраслях земледелия. В непонимании этой основной черты современного кризиса и его экономической природы состоит главная ошибка рассуждений на эту тему господ Н. —она, Каблукова и пр. и пр.

Г-н В. В. выражает эту истину (что существование среднего крестьянства обусловливается в значительной степени существованием отработочной системы хозяйства у помещиков) следующим оригинальным образом: «Владелец, так сказать, участвует в издержках по содержанию его (крестьянина) инвентаря». «Выходит, — справедливо замечает на это г. Санин, — что не рабочий работает I на землевладельца, а землевладелец на рабочего».

Вряд ли требуется пояснять, что в стране с массой крестьянства абсолютное увеличение числа с. -х. наёмных рабочих вполне совместимо только с относительным, но и с абсолютным уменьшением сельского населения.

Уже Чаславский указал, что в местностях прихода рабочих процент крепостных был 4—15%, а в местностях выхода — 40-60%.

Есть ещё один способ проверить цифру г-на С. Короленко. Из вышецитированных книг гг. Тезякова и Кудрявцева мы узнаём, что число сельских рабочих, пользующихся при своём движении на «заработки» хотя отчасти железной дорогой, составляет около ^>1/_>10 всего числа рабочих (соединяя данные обоих авторов, получаем, что из 72 635 опрошенных рабочие только 7827 ехали хоть часть пути по жел. дороге). Между тем, число рабочих, перевезённых в 1891 г. тремя главнейшими жел. дорогами рассматриваемого направления, не превышает 200 тыс. чел. (170—189 тыс.) — как сообщает г. Шаховской (по данным жел. дорог). Следовательно, всё число уходящих на юг рабочих должно принять около 2‑х млн. человек. Кстати, ничтожная доля сельских рабочих, пользующихся железной дорогой, указывает на ошибочность мнений г-на Н. —она, который полагал, что основной тон пассажирскому движению наших железных дорог дают земледельческие рабочие. Г-н Н. —он упустил из виду, что неземледельческие рабочие, получая более высокую плату, пользуются в большем размере жел. дорогами, а время отхода этих рабочих (например, строительных, землекопов, грузчиков и мн. др.) тоже приходится на весну и лето.

В эту цифру не входит, следовательно, масса крестьян, для которых земледельческие работы по найму составляют не главнейшее, а столь же существенное занятие, как и их собственное хозяйство.

К «промыслам» относятся, как указывает и г. Руднев, все виды всяческих занятий крестьян, кроме земледелия, на своих, купчих и арендованных землях. Несомненно, что большинство этих «промышленников» — наёмные рабочие в земледелии и промышленности. Мы обращаем поэтому внимание читателя на близость этих данных к нашему определению количества сельских пролетариев: во II главе было принято, что последние составляют около 40% крестьян. Здесь мы видим 55% «промышленников», из которых, вероятно, больше 40% заняты всяческими работами по найму.

Деньги на дорогу добываются продажей имущества, даже пожитков, закладом надельной земли, залогом вещей, одежды и пр., даже займом денег под отработки «у священников, помещиков и местных кулаков» (Шаховской).

Г-н Шаховской указывает и другую форму соединения земледельческого и неземледельческого труда. По Днепру идут в низовые города тысячи плотов. На каждом плоту бывает 15—20 рабочих (плотовщиков) — по большей части белорусов и великорусов Орловской губернии. «Получают они за всё время плавания буквально гроши», рассчитывая главным образом успеть наняться на жатву и молотьбу. Расчёты эти оправдываются только в «хорошие» годы.

Такими же чертами характеризуют «казаков» Кубанской области: «Понизить цену на рабочие руки казак старается всяческими способами, действуя отдельно и целыми обществами» (sic! жаль, что у нас нет более подробных сведений об этой новейшей функции «общины»!): «нажимками на пище, работе, при расчётах задержанием паспортов рабочих, постановлением общественных приговоров, которые обязывают отдельных хозяев не нанимать рабочих, под опасением I штрафа, выше известной платы и т. п.»

Заметим кстати, что эта операция — молотьба — особенно часто производится вольнонаёмными рабочими. Можно судить поэтому, как велико должно быть I число молотильщиков во всей России!

Ibid — от латинского слова ibidem — там же, в прежде цитированном месте.

Для периода 1883—1887 гг. взято население 1885‑го года; прирост принят = 1,2%. Разница между данными губернаторских отчётов и данными д-та земледелия, как известно, незначительна. Цифры за 1905 г. вычислены переводом пудов на четверти.

Чистый сбор картофеля, по расчёту на 1 душу населения, увеличился по всем без исключения районам Евр. России с 1864-1866 по 1870-1879 гг. С 1870- 1879 по 1883-1887 гг. увеличение произошло в 7 районах из 11 (именно: в прибалтийском, западном, промышленном, северо-западном, северном, южном степном, нижневолжском и заволжском).

В 1871 г. в 50 губ. Евр. России было под картофелем 790 тыс. дес., в 1881 г. — 1375 дес., в 1895 г. — 2154 тыс. дес., т. е. за 15 лет увеличение на 55%. Принимая сбор картофеля в 1841 г. за 100. получаем для позднейшего времени такие цифры: 1861 — 120:1871 — 162:1881 — 297.1895 — 530.

Ср. также «Сельское и лесное хозяйство России», здесь добавляется ещё табачный район. На картах, составленных гг. Д. Семёновым и А. Фортунатовым, отмечены районы по различию преобладающих в полевой культуре растений, например, район ржано-овсяно-льняной, Псковская и Ярославская губернии, район ржано-овсяно-картофельный, Гродненская и Московская губернии, и т. д.

Кроме Саратовской губ. с 14,3% пшеничных посевов в остальных названных губерниях мы видим 37,6%—57,8% пшеничных посевов.

Ср. Marx. «Das Kapital», III, — одним из основных признаков капиталистической колонии является обилие свободных земель, легкодоступных переселенцам. Также см. III, — громадный избыток хлеба в земледельческих колониях объясняется тем, что всё население их занято сначала «почти исключительно сельским хозяйством и специально массовыми продуктами его», которые и обмениваются на продукты промышленности. «Современные колонии получают, чрез посредство мирового рынка, готовыми те продукты, которые при других I обстоятельствах им пришлось бы изготовлять самим».

Сборник по Новоузенскому у. — Арендованная земля взята вся: и казённая, и частновладельческая, и надельная. Вот перечень улучшенных орудии у русских хуторян: 609 железных плугов, 16 паровых молотилок, 89 конных молотилок, 110 косилок, 64 конных грабель, 61 веялка и 64 жатвенных машины. В число нанятых рабочих не вошли подёнщики.

В других областях России скотоводство имеет другое значение. Напр., на крайнем юге и юго-востоке утвердилась самая экстенсивная форма скотоводства, именно нагульное мясное скотоводство. Севернее рогатый скот получает значение рабочей силы. Наконец, в средней чернозёмной полосе он становится «машиной, производящей навозное удобрение».

«Неделя», 1896 г., № 3. Молочное дело так выгодно, что на него бросились городские торговцы, вносящие, между прочим, такие приёмы, как расплату товарами. Один местный землевладелец, имеющий крупный завод, устраивает I артель с «своевременной выдачей денег за молоко» для освобождения крестьян от кабалы скупщиков и для «завоевания новых рынков». Характерный пример, показывающий настоящее значение артелей и пресловутой «организации сбыта», «освобождение» от торгового капитала посредством развития промышленного капитала.

До 1882 г. сепараторов почти не было в России. С 1886 г. они распространились так быстро, что вытеснили окончательно старый способ. В 1890‑х годах появились даже сепараторы-маслоэкстракторы.

И этот вопрос поставлен был г. Распопиным (едва ли не впервые в нашей литературе) на правильную, теоретически выдержанную точку зрения. Он отмечает с самого начала, что «повышение производительности скотоводства» —в частности, развитие молочного хозяйства, — идёт у нас капиталистическим путём и служит одним из важнейших показателей проникновения капитала в земледелие.

Д-р Жбанков говорит в своём «Санитарном исследовании фабрик и заводов Смоленской губ, что «число рабочих, занятых собственно сыроварением, очень незначительно. Гораздо больше вспомогательных рабочих, которые одновременно необходимы для сыроварни и для ведения сельского хозяйства, это — пастухи, доильщицы коров и др., этих рабочих на всех [сыроваренных] заводах в два, три и даже четыре раза больше, чем специальных сыроваров». Заметим кстати, что, по описанию д-ра Жбанкова, условия работы здесь очень антигигиеничны, рабочий день чрезмерно продолжителен (16—17 часов) и т. д. Таким образом и для этого района торгового земледелия оказывается неверным традиционное I представление об идиллической работе земледельца.

Рынок для торгового скотоводства создаётся главным образом ростом индустриального населения, о котором мы будем говорить подробно ниже (гл. VIII, § II). По вопросу о внешней торговле ограничимся следующим замечанием: вывоз сыра в начале пореформенной эпохи был гораздо меньше ввоза, но в 90‑х годах почти сравнялся с ним (за 4 года, 1891—1894, ввоз — 41,8 тыс. пуд., вывоз — 40,6 тыс. пуд. в среднем за год, в пятилетие 1886—1890 гг. вывоз был даже больше ввоза). Вывоз масла коровьего и овечьего всегда был гораздо больше ввоза, размер этого вывоза быстро растёт: в 1866—1870 гг. вывозилось в среднем I 190 тыс. пуд. в год, а в 1891—1894 гг. — 370 тыс. пуд. («Произв. силы»).

В I группу (район капиталистического зернового хозяйства) вошли 8 губерний: Бессарабская, Херсонская, Таврическая, Екатеринославская, Донская, Самарская, Саратовская и Оренбургская. Во II группу (район наименьшего развития капитализма) — 12 губерний: Казанская, Симбирская, Пензенская, Тамбовская, Рязанская, Тульская, Орловская, Курская, Воронежская, Харьковская, Полтавская и Черниговская. В III группу (район капиталистического молочного хозяйства и промышленного капитализма) вошли 10 губерний: Московская, Тверская, Калужская, Владимирская, Ярославская, Костромская, Нижегородская, С. -Петербургская, Новгородская и Псковская. Цифры, определяющие величину заработной платы, — средние из погубернских цифр. Источник — издание I д-та земледелия: «Вольнонаёмный труд и т. д.».

Однородный вывод делает г. Руднев: «В местностях, где сравнительно высоко ценится труд годового работника, заработная плата летнему работнику более приближается к половинной годовой плате. Следовательно, наоборот, в западных губерниях и почти во всех густонаселённых центральных чернозёмных губерниях труд рабочего в летнее время ценится весьма низко».

Вот два отзыва о жизненном уровне и условиях жизни русского крестьянина вообще. М. Б. Салтыков в «Мелочах жизни» пишет о «Хозяйственном мужичке»… «Мужичку всё нужно, но главнее всего нужна… способность изнуряться, не жалеть личного труда… Хозяйственный мужичок просто-напросто мрёт на ней» (на работе). «И жена и взрослые дети, все мучатся хуже каторги».

Положение крестьянина в капиталистическом обществе, действительно, безвыходное и «естественно» приводит в общинной России, как и в парцелльной Франции, к неестественному… не «решению вопроса», конечно, а к неестественному средству отсрочить гибель мелкого хозяйства.

Данные земской статистики по «Сводному сборнику» г-на Благовещенского. Около 14 тыс. дворов в этих 18 уездах не распределены по коровности: всего не 289 079, а 303 262 двора. У г. Благовещенского приведены такие же сведения ещё по 2‑м уездам чернозёмных губерний, но эти уезды, видимо, нетипичны. По 11 уездам Тверской губернии процент бескоровных среди надельных дворов не высок (9,8), но в руках 21,9% дворов с 3 и более коровами сосредоточено 48,4% всего числа коров. Процент безлошадных — 12,2%; дворов с 3 и более лошадьми только 5,1%, и у них лишь 13,9% всего числа лошадей. Заметим кстати, что меньшая концентрация лошадей (сравнительно с концентрацией коров) наблюдается и в других нечернозёмных губерниях.

Существенное улучшение в содержании крупного рогатого скота отмечено только там, где развился сбыт молока на продажу.

Отметим кстати, что разнообразие «промыслов» честного крестьянства побудило г. Бычкова выделить два типа промышленников по величине заработка.

Оказалось, что менее 100 руб. получают 3251 чел. (27,4% населения), их заработок = 102 тыс. руб., по 31 руб. на одного. Свыше 100 руб. получают 454 чел. (3,8% населения): их заработок = 107 тыс. руб., по 236 руб. на одного. В первую группу вошли преимущественно всяческие наёмные рабочие, во вторую — торговцы, сенопромышленники, лесопромышленники и пр.

Вот характерный отзыв г. Старого Маслодела: «Кто видал и знает современную деревню, да припомнит деревню 40—50 лет тому назад, тот поразится их различием. В старых деревнях дома всех хозяев были однообразные и по наружному виду и по внутренней отделке; теперь же рядом с лачугами стоят расписанные хоромы, рядом с нищими живут богачи, рядом с униженными и оскорблёнными — пирующие и ликующие. В прежние времена мы часто встречали такие селения, где не было ни одного бобыля, теперь же в каждой деревне их не менее пяти, а то и целый десяток. И надо правду сказать — маслоделие много повинно в таком превращении деревни. За 30 лет маслоделие многих обогатило, выкрасило их дома, многие крестьяне — поставщики молока — за период развития маслоделия увеличили своё благосостояние, завели более скота, целыми обществами и в одиночку накупили земель, но ещё более их обеднело, в деревнях появились бобыли и нищие».

Среднее за 1893—1897 гг. даёт 26 291 тыс. пуд., по данным Центр, стат, комитета. За прежнее время статистические данные о производстве льна отличались большой неточностью, почему мы и предпочли взять приблизительные расчёты, основанные на сопоставлении специалистами самых разнообразных источников. По отдельным годам размеры производства льна значительно колеблются. Поэтому, например, г. Н. —он, пустившийся делать самые смелые выводы об «уменьшении» производства льна и о «сокращении льняных посевов» по данным за какие-нибудь шесть лет, и впал в самые курьёзные ошибки. Добавим к сказанному в тексте, что по данным, приводимым у г. Н. —она, максимальный размер льняных посевов в 1880‑х годах был 1372 тыс. дес., а сбор волокна — 19 245 тыс. пуд., тогда как в 1896—1897 гг. посев достиг 1617—1669 тыс. дес., а сбор волокна — 31 713—30 139 тыс. пуд.

Из 1399 тыс. дес. льняного посева 745400 дес. приходится на нечернозёмную полосу, где лишь 13% принадлежит владельцам. В чернозёмной полосе из 609 600 дес. посева 44,4% принадлежит владельцам.

Отход мужчин в Псковской губ. возрос, по данным статистики, с 1865—1875 гг. по 1896 г. почти в 4 раза.

Закон 4‑го июня 1890 года установил следующие признаки сельскохозяйственного винокурения: 1) время производства винокурения, именно с 1‑го сентября по 1‑е июня, когда нет полевых работ; 2) соответствие между количеством выкуренного спирта и числом десятин пахотной земли в имении. Заводы, которые производят частью сельскохозяйственное, частью промышленное винокурение, называются смешанными.

Отбросы винокуренного производства (барда) утилизируются нередко (даже коммерческими, а не только сельскохозяйственными заводами) для ведения торгового мясного скотоводства.

Четверть — старинная русская мера объёма, равная для сыпучих веществ 209,91 л., для жидкостей — 3,0748 л.

С какой гигантской быстротою возрастало именно в центральных земледельческих губерниях употребление картофеля на винокурение, это видно из следующих данных. В 6 губерниях — Курской, Орловской, Тульской, Рязанской, Тамбовской и Воронежской — перекуривалось в среднем за 1864/65—1873/74 гг. —407 тыс. пуд. картофеля в год; за 1874/75—1883/84 гг. — 7482 тыс. пуд.; за 1884/85— 1893/94 гг. — 20 077 тыс. Для всей Европейской России соответствующие цифры будут: 10633 тыс. пуд., 30599 тыс. пуд. и 69 620 тыс. пуд. Число заводов, употреблявших для винокурения картофель, было в указанных губерниях в среднем за 1867/68—1875/76 гг. — 29 в год; за 1876/77—1884/85 гг. — 130; за 1885/86—1893/94 гг. — 163. Для всей Евр. России соответствующие цифры: 739-979-1195.

В 1867 г. в Евр. России считали 52 660 рабочих на винокуренных заводах («Военно-стат. сборник». В VII главе мы покажем, что этот источник вообще в громадной степени преувеличивает число фабрично-заводских рабочих), а в 1890 г. — 26 102 (по «Указателю» Орлова). Рабочие, занятые собственно винокуренным производством, немногочисленны и притом мало отличаются от сельских рабочих. «Все рабочие деревенских заводов, — говорит, напр., д-р Жбанков, — и притом действующих не постоянно, так как рабочие на лето уходят на полевые работы, резко отличаются от постоянных фабричных рабочих: они ходят в крестьянской одежде, сохраняют деревенские привычки и не приобретают особого лоска, свойственного фабричным рабочим».

Рабочий день на крестьянских заводиках равен 13—14 час., а на крупных заводах той же отрасли промышленности (по Дементьеву) преобладает 12-часовой I рабочий день.

B 60‑х годах ввозилось около 1 млн. пудов; в 1878—1880 гг. — 3,8 млн. пуд., в 1886—1890 — 2.6 млн. пуд.; в 1889—1893 — 2 млн. пудов.

И здесь наблюдается характерная специализация земледелия: «Замечательно, что в местах, где огородный промысел сделался специальным занятием части населения, другая часть крестьян почти вовсе не разводит никаких овощей, I а покупает их на базарах и ярмарках» (С. Короленко).

Тверской уезд: перепись 1886—1890 гт. насчитала здесь у 174 крестьян и 7 частных владельцев более 4426 рам, т. е. в среднем на 1 хозяина — ок. 25 рам. «В крестьянском хозяйстве он (промысел) служит значительным подспорьем, но только для зажиточных крестьян. Если теплицы свыше 20 рам, I нанимаются рабочие».

Посевы арбузов требуют лучшей обработки почвы и делают её более производительной при последующем посеве хлебов.

Сошлёмся, для иллюстрации, на вышецитированные «Материалы» о крестьянском хозяйстве Петербургского уезда. Разнообразнейшие виды торгашества приняли здесь форму различных «промыслов»: дачного, квартирного, молочного, огородного, ягодного, «конных заработков», питомнического, ловли раков, рыбного и т. д. Совершенно однородны промыслы подгородных крестьян Тульского уезда.

«Хорошие дороги, каналы и судоходные реки, сокращая издержки перевозки, ставят отдалённые части страны на один уровень с окрестностями города».

На игнорировании указанного обстоятельства построено, между прочим, излюбленное экономистами-народниками положение, что «русское крестьянское хозяйство в большинстве случаев есть хозяйство чисто натуральное». Стоит только взять «средние» цифры, сливающие вместе и сельскую буржуазию в сельский I пролетариат, — и подобное положение сойдёт за доказанное!

Именно такими данными ограничиваются, например, авторы книги, названной в предыдущем примечании, когда они говорят о «крестьянстве». Они допускают, что каждый крестьянин сеет именно те хлеба, которые потребляет, сеет все те виды хлебов, которые он потребляет, сеет их именно в той пропорции, в которой они идут на потребление. Не требуется уже особенного труда, чтобы из таких «допущений» (которые противоречат фактам и игнорируют основную черту пореформенной эпохи) сделать «вывод» о преобладании натурального хозяйства.

В народнической литературе можно встретить также следующий остроумный приём рассуждения: каждый отдельный вид торгового земледелия является «исключением» — по сравнению со всем сельским хозяйством в его целом. Поэтому и всё торговое земледелие вообще надлежит-де считать исключением, а общим правилом должно признать натуральное хозяйство! В гимназических учебниках логики, в отделе о софизмах, можно найти много параллелей такому рассуждению.

Напр., московская санитарная статистика насчитала в этой губернии 114381 фабрично-заводского рабочего; это — наличное число, наибольшее = 146338, наименьшее — 94 214. В процентах: 128%-100%-82%. Увеличивая вообще колебания числа рабочих, капитализм сглаживает и в этом отношении различия между промышленностью и земледелием.

Напр., по поводу английских земледельческих отношений Маркс говорит: «Сельских рабочих всегда оказывается слишком много для средних потребностей земледелия и слишком мало для исключительных или временных его потребностей», так что, несмотря на постоянное «относительное перенаселение», деревня оказывается недостаточно населённой. По мере того, как капиталистическое производство овладевает земледелием, — говорит Маркс в другом месте, — образуется, избыточное сельское население. «Часть сельского населения всегда находится в состоянии переходном, готовая превратиться в городское или мануфактурное население»; эта часть населения вечно страдает от безработицы; занятия её в высшей степени нерегулярны и наиболее дурно оплачиваются (напр., домашняя работа на магазины и пр.).

Близость ремесла к натуральному хозяйству крестьян вызывает иногда с их стороны попытки организовать ремесленный труд для всего селения: крестьяне дают ремесленнику содержание, обязывая его работать на всех жителей данного селения. В настоящее время подобный строй промышленности можно встретить лишь как исключение или в наиболее захолустных окраинах (напр., в некоторых деревнях Закавказья организован таким образом I кузнечный промысел).

Напр., обмен гончарной посуды на зерновой хлеб и пр. При дешёвом хлебе эквивалентом горшка считалось иногда столько хлеба, сколько войдёт в горшок. Ср. «Отч. и иссл.», «Пром. Влад, губ.», «Труды куст, ком.»

Чувствуя, что конкуренция его погубит, мелкий буржуа стремится задержать её, — точно так же, как его идеолог, народник, чувствует, что капитализм губит милые его сердцу «устои», и потому стремится «предотвратить», не допустить, задержать и пр., и пр.

Вот интересный пример того, как в одной и той же губернии, в одно и то же время, в одном и том же промысле совмещаются два эти различные процесса. Самопрялочный промысел (в Вятской губ.) является дополнением домашнего производства тканей. Развитие этого промысла знаменует зарождение товарного производства, охватывающего изготовление одного из орудий производства тканей. И вот мы видим, что в глухих местах губернии, на севере её, самопрялка почти не известна («Материалы по описанию промыслов Вятской губ.»), и там «промысел мог бы вновь возникнуть», т. е. мог бы пробить первую брешь в патриархальном натуральном хозяйстве крестьян. Между тем в других частях губернии промысел этот уже падает, и вероятной причиной упадка исследователи считают «всё больше и больше распространяющееся в крестьянской среде употребление фабричных хлопчатобумажных тканей»). Здесь, следовательно, рост товарного производства и капитализма проявляется уже в вытеснении мелкого промысла фабрикою.

Напр., то же явление констатируют в цветильном промысле Московской губ. («Пром. Моск, губ.»), в шляпном (ibid.), в скорняжном (ibid.), в павловском ста- I леслесарном (Григорьев) и др.

Диаграмма построена участниками группы Свободное время

Сплошная линия указывает в процентах долю высшего, третьего, разряда кустарей в общей сумме числа заведений, рабочих и т. д. по 33‑м промыслам.

Пунктирная линия указывает в процентах долю низшего, первого, разряда кустарей в общей сумме числа заведений, рабочих и т. д. по 33‑м промыслам.

По крахмальному промыслу, вошедшему в наши таблицы, есть данные о продолжительности рабочего периода в заведениях разных размеров. Оказывается (как мы видели выше), что и в одинаковый период один рабочий в крупном заведении доставляет большее количество продукта, чем в мелком.

Мелкий производитель борется с этими неблагоприятными условиями, удлиняя рабочий день и усиливая напряжённость труда. При товарном хозяйстве мелкий производитель и в земледелии, и в промышленности держится лишь посредством понижения потребностей.

Чистая форма торгового капитала состоит в покупке товара для продажи с барышом этого же товара. Чистая форма промышленного капитала — покупка товара для продажи его в переработанном виде, следовательно, покупка сырых материалов и пр. и покупка рабочей силы, подвергающей материал переработке. Создаётся капиталистическая работа на дому. В мелких промыслах она встречается более или менее спорадически; массовое же применение её относится к следующей высшей стадии капиталистического развития.

Заметим, что приведённое графическое изображение является типичным изображением всех вообще русских промыслов, организованных по типу капиталистической мануфактуры: везде мы видим во главе промысла крупные заведения (относимые иногда к «фабрикам и заводам»), и полное подчинение им массы мелких заведений, одним словом, капиталистическую кооперацию, основанную на разделении труда и ручном производстве. Неземледельческий центр мануфактура образует точно так же не только здесь, но и в большинстве других промыслов.

Работают нагие, в температуре 22°—24° R. В воздухе носится тонкая и нетонкая пыль, шерсть и всякая дрянь из неё. Пол на «фабриках» земляной (именно в стирнях) и т. д.

Небезынтересно отметить здесь особый жаргон красносельцев; это — характерная черта территориальной замкнутости, свойственной мануфактуре. «В селе Красном фабрики по-матройски называются поварнями… Матрой- ский язык принадлежит к числу многочисленных ветвей офеньского, из которых главных три: собственно офеньский, употребляющийся преимущественно во Владимирской губернии, галивонский — в Костромской и матройский — в Нижегородской и Владимирской губерниях» («Труды куст, ком.», V, стр.465). Только крупная машинная индустрия вполне разрушает земляческий характер общественных связей и ставит на их место национальные (и интернациональные) связи.

Напр., во главе хомутинного промысла стоит 13 крупных хозяев, имеющих по 10—30 наёмных рабочих и по 5—10 рабочих на стороне. Крупные рукавичники кроят рукавицы в своих мастерских (с 2—3 наёмными рабочими) и раздают их шить на сторону 10—20 женщинам, эти последние делятся на палъчильщиц и тачалок, первые берут работу от хозяев и раздают вторым, эксплуатируя их I при этом (свед. 1879 г.)

Вот сведения о «кустарях», относящиеся к 1894 году «Шитьём выделанных беличьих мехов занимаются беднейшие мещане г. Каргополя и крестьянки Павловской волости. Платят им самую дешёвую цену», так что швея зарабатывает в месяц лишь 2 р 40 к — 3 руб. на своём содержании, и должна для такой выработки (плата сдельная) сидеть, не разгибая спины, по 12 час. в сутки. «Работа очень изнуряет силы чрезвычайной напряжённостью и усидчивостью» Число швей теперь до 200.

См. «Стат, временник Росс, империи». Материалы для изучения кустарной промышленности и ручного труда в России. Обраб. Л. Майковым. Статья В. А. Плетнёва. Эта работа — лучшая по ясности описания всей организации промысла. Позднейшие работы дают ценные статистические и бытовые данные, но менее удовлетворительно разъясняют экономический строй этого сложного промысла. См., далее, «Труды куст, ком.», выл. VIII, статья г. Покровского. — «Отчёты и исследования», т. I.

Ср. «Отч. и иссл.»: 7 групп промышленников: 1) торговцы кожев. товаром; 2) скупщики обуви; 3) хозяева крупных мастерских (5—6 чел.), которые производят заготовку и раздают товар на дом; 4) хозяева мелких мастерских с наёмн. раб.; тоже раздают работу на дома; 5) одиночки работающие либо на рынок, либо на хозяев (под 3 и 4); 6) наёмные рабочие (мастера, подмастерьи, мальчики); 7) «колодочники, насекалы, а также хозяева и рабочие мастерских посадочных, смазочных и клеёночных». Число жителей в с. Кимрах, по переписи 1897 года, — 7017.

«Пильщик» пилит колодки для щёток, «вертел» провёртывает в них дырочки, «чистил» чистит щетину, «кустарник» «сажает» щетину, «столяр» наклеивает I фанеры на щётки («Сборник стат. свед. по Моск. губ.»).

Заметим, что в этом промысле, равно как и в вышеописанных ткацких промыслах, капиталистическая мануфактура представляет из себя, собственно, экономику вчерашнего дня. Пореформенная эпоха характеризуется превращением этой мануфактуры в крупную машинную индустрию. Число гжельских заводов, применяющих паровые двигатели, составляло в 1866 г. — 1, в 1879 г. — 2, в 1890 г. — 3 (по данным «Ежег. мин-ва фин.» и «Указ.» за 1879 и 1890 гг.).

Писцовые книги — основные документы для податного обложения жителей городов, сёл и деревень, в которых указывался характер земель, достаток жителей, описывались улицы, слободы, монастыри, укрепления и т. п. Опись производилась на местах «писцами» — особыми комиссиями из центра. Наиболее древние писцовые книги относятся к концу XV века, но больше всего их сохранилось за XVII век.

Приведённые данные выражают это главенство далеко не в полной степени: излагаемое в тексте ниже показывает, что кустари, работающие на базар, ещё более подчинены капиталу, чем работающие на хозяев, а эти последние ещё более, чем наёмные рабочие. Павловские промыслы особенно рельефно показывают ту неразрывную связь торгового и промышленного капитала, которая свойственна вообще капиталистической мануфактуре в её отношении к мелким производителям.

По закону 2 июня 1897 года был установлен рабочий день для промышленных предприятий и железнодорожных мастерских в 11 ½ часов (10 часов для ночных работ). До этого закона рабочий день в России не был ограничен и доходил до 14—15 часов и более. Царское правительство вынуждено было издать закон 2 июня 1897 года под нажимом рабочего движения, руководимого ленинским «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса». Подробный разбор закона и критику его Ленин дал в брошюре «Новый фабричный закон».

Канительный промысел — изготовление тонких серебряных или золотых нитей для золотошвейных работ.

«Каждый род и даже каждая часть изделий между красносельскими кустарями имеет своих мастеров, и потому весьма редко можно встретить, чтобы в одном доме работали кольца и серьги, браслеты и брошки и т. п; обыкновенно одно какое-либо изделие приготовляется по частям рабочими-специалистами, живущими не только в разных домах, но даже и в разных селениях».

Тульский кузнец Никита Демидов Антуфьев приобрёл расположение Петра Великого, устроив завод против г. Тулы, и получил в 1702 году Невьянский завод. Потомки его — известные уральские горнопромышленники Демидовы.

До 1864 года тульские оружейники являлись крепостными, казёнными (государственными) оружейниками и жили в особых слободах (казённая кузнецкая слобода и др.). Они разделялись на цехи: ствольный, ложевой, замочный, приборный и т. д. Для выполнения подсобных работ к тульским заводам были приписаны крепостные крестьяне нескольких деревень. Эти крестьяне готовили для оружейников древесный уголь, охраняли леса, приписанные к заводам, работали на заводских дворах. Ко времени освобождения от крепостной зависимости в Туле всего насчитывалось около 4 тысяч оружейных мастеров, из них 1276 мастеров работали на заводах и 2362 мастера — на дому; вместе с семьями I оружейники составляли свыше 20 тысяч человек населения.

Развитие гармонного производства интересно также, как процесс вытеснения первобытных народных инструментов и процесс создания широкого, национального рынка: без такого рынка не могло бы быть детального разделения труда, а без разделения труда не достигалась бы дешевизна продукта. «Благодаря дешевизне (своей) гармонии почти повсеместно вытеснили первобытный струнный народный музыкальный инструмент — балалайку» («Труды куст. ком.»).

Почему мог создать эту связь только капитал? Потому что товарное производство порождает, как мы видели, раздроблённость мелких производителей и полное разложение их, потому что мелкие промыслы оставили в наследство мануфактуре капиталистические мастерские и торговый капитал.

Очень метко характеризует это явление термин: «оптовые ремесла». «С XVII века — читаем у Корсака — сельская промышленность стала заметнее развиваться: целые деревни, особенно подмосковные, лежащие на больших дорогах, занялись производством одного какого-либо ремесла; жители одних сделались кожевниками, других — ткачами, третьих — красильщиками, тележниками, кузнецами и т. п. К концу прошлого столетия этих оптовых ремёсл, как называют их некоторые, развилось в России очень много».

Так характеризует г. Григорьев павловских кустарей. «Мне встретился один из таких рабочих, работающий 6 лет у одних и тех же тисков и простоявший своей голой левой ногой углубление больше чем в полтолщины половой доски; он с горькой иронией говорил, что хозяин хочет прогнать его, когда он простоит I доску насквозь».

Важность этого факта заставляет нас дополнить приведённые в § II данные ещё нижеследующими. Слобода Бутурлиновка Бобровского уезда Воронежской губ. — один из центров кожевенного производства. Дворов 3681, из них 2383 не занимаются земледелием. Жителей более 21 тыс. чел. Дворов с грамотными 53% против 38% по уезду (земско-стат, сборник по Бобровскому уезду). Слобода Покровская и село Балаково Самарской губ. имеют каждое свыше 15 тыс. жит., из которых особенно много сторонних. Бесхозяйных 60% и 42%. Грамотность выше среднего. Статистика отмечает, что торгово-промышленные селения вообще отличаются большей грамотностью и «массовым появлением бесхозяйных дворов» (земско-стат. сборники по Новоузенскому и Николаевскому уездам). — О более высоком культурном уровне «кустарей» ср. ещё «Труды куст, ком.», III, с. 42; VII, с. 914, Смирнов, 1. с., с 59, Григорьев, 1. с, с. 106 и сл; Анненский, 1. с., с. 61, «Нижегородский сборник», т. II с. 223—239, «Отч. и иссл », II, с. 243; III, 151. Затем «Пром. Влад. губ.». III, с. 109 — живая передача того разговора, который вёл исследователь, г. Харизоменов, со своим возницей — ткачом шёлка. Ткач этот жестоко и резко нападал на «серую» жизнь крестьян, на низкий уровень их потребностей, на их неразвитость и пр. и закончил восклицанием: «Эх, господи, подумаешь, из-за чего только люди живут!» Давно уже замечено, что русский крестьянин всего более беден сознанием своей бедности. О мастеровом капиталистической мануфактуры (не говоря уже о фабрике) приходится сказать, что в этом отношении он — человек сравнительно очень богатый.

Вот пример для иллюстрации сказанного в тексте. В селе Негине Трубчевского уезда Орловской губ. есть маслобойный завод с 8 раб., с суммой произв. 2 тыс. руб. («Указ » за 1890 г.). По-видимому, этот маленький заводик указывает на то, что роль капитала в местном маслобойном производстве очень слаба. Но слабое развитие промышленного капитала означает лишь громадное развитие торгового и ростовщического капитала. Из земско-стат. сборника мы узнаём о данном селении, что из 186 дворов — 160 совершенно закабалены местным заводчиком, который даже платит за них всех подати, ссужает им всё необходимое (и это в течение многих и многих лет), получая в уплату долга коноплю по пониженной цене и в подобной же кабале находится масса крестьян Орловской губ. Можно ли при таких условиях радоваться слабому развитию промышленного капитала?

И в Западной Европе, как известно, мануфактурный период капитализма отличался широким развитием работы на дому, напр., в ткацких промыслах. Интересно отметить, что, описывая, как классический пример мануфактуры, часовое производство, Маркс указывает, что циферблат, пружинка и ящик часов редко изготовляются в самой мануфактуре, что вообще детальный рабочий нередко работает на дому («Das Kapital»).

Поэтому, между прочим, фабрика и ведёт борьбу против подобных посредников, напр., против «штучников» — рабочих, от себя нанимающих подручных рабочих. Ср. Кобеляцкий. «Справочная книга для фабрикантов и пр.». СПБ. 1897, стр.24 и следующие. Фактами, свидетельствующими о безмерной эксплуатации кустарей посредниками при раздаче работы на дома, кишит вся литература о кустарных промыслах. Укажем для примера на общий отзыв Корсака, 1. с., с. 268, на описания «кустарного» ткачества (цит. выше), на описания женских промыслов в Моск. губ. («Сборник стат. свед. по Моск. губ.») и мн. др.

Примеры задолженности рабочих хозяевам в щёточном промысле Московской губ. («Сборник стат. свед. по Моск, губ.»), в гребённом, в игрушечном, в камушном и т. д. и т. д. В шёлковом промысле ткач кругом в долгу перед фабрикантом, который платит за него подати и вообще «берёт ткача в аренду, как арендуют землю» и пр.

Конечно, во всяком капиталистическом обществе всегда будет сельский пролетариат, соглашающийся брать домашнюю работу на самых худших условиях, но устарелые учреждения усиливают область применения домашней работы и затрудняют борьбу с ней. Ещё Корсак в 1861 г. указывал на связь громадного I распространения у нас домашней работы с нашими аграрными порядками.

Эта ошибка народников тем грубее, что большинство из них хочет следовать теории Маркса, который в самых решительных выражениях подчеркнул капиталистический характер «современной домашней работы» и специально указал на то, что эти домашние рабочие составляют одну из форм относительного перенаселения, свойственного капитализму («Das Kapital»).

Один примерчик. В Моск. губ. широко распространён портняжный промысел (всего в губернии земская статистика считала в конце 1870‑х годов 1123 местных портных и 4291 отхожих), причём большая часть портных работает на московских торговцев готовым платьем. Центр портняжного промысла — Перхушевская волость Звенигородского у. Особенно хороши были дела у перхушевских портных во время войны 1877 года. Работали военные палатки, по заказу особых подрядчиков, и мастерки получали при этом «пользы» 5—6 руб. в день — при 3‑х швейных машинах и 10 подёнщицах. Подёнщицам платили по 20 коп. в день. «Говорят, что в это горячее время в Шадрине (главное село Перхушевской волости) жило подёнщиц из разных окрестных селений более 300 человек» («Сборник стат. свед. по Моск. губ.»). «В это время перхушевские портные, собственно владельцы мастерских, успели заработать так много, что почти все отлично обстроились» (там же). Эти сотни подёнщиц, занятые, может быть, раз в 5—10 лет горячей работой, должны быть постоянно наготове, в рядах резервной армии пролетариата.

В число «кустарей» вошли здесь и ремесленники (25%). Исключая ремесленников, получим 29.3% наёмных рабочих да 29,5% работающих на скупщика, т. е. 58,8% капиталистически употребляемых рабочих.

Напр., в конфекционной индустрии капиталистическая работа на дому особенно развита, а эта индустрия быстро развивается. «Спрос на такой предмет первой необходимости, как готовое платье, с каждым годом увеличивается» («Вести. Фин.»). Только с 80‑х годов это производство развилось в громадных размерах. В настоящее время в одной Москве производится готового платья на сумму не менее 16-ти млн. руб., при числе рабочих до 20 тыс. чел. Во всей России производство это, предполагают, достигает суммы 100 млн. руб. В С. -Петербурге перепись 1890 г. насчитала в конфекционном производстве 39 912 чел., считая I и семьи промышленников, в том числе 19 тыс. рабочих, 13 тыс. одиночек с семьями. По переписи 1897 года всего в России считается занятых производством одежды 1 158 865 чел., при них членов семей 1 621 511; итого 2 780 376 чел.

Желание удержать термин «кустарничества» для научного определения форм промышленности повело в нашей литературе к чисто схоластическим рассуждениям и дефинициям этого «кустарничества». Один учёный «понимал» под кустарями только товаропроизводителей, другой включал ремесленников; один считал необходимым признаком связь с землёй, другой допускал исключения; один исключал наёмный труд, другой допускал в числе, напр., до 16 рабочих и т. д. и т. д. Само собою разумеется, что от подобных рассуждений (вместо исследования разных форм промышленности) никакого толку и быть не могло. Заметим, что живучесть особого термина «кустарничество» объясняется более всего сословностью русского общества: «кустарь» — это промышленник низших сословий, которого можно опекать и насчёт которого можно, без стеснения, прожектёрствовать; форму промышленности при этом не различают. Купца же и дворянина (хотя бы они были и мелкими промышленниками) «к кустарям» редко когда отнесут. «Кустарные» промыслы — это обыкновенно всяческие крестьянские и только крестьянские промыслы.

Этот термин «капитализация», излюбленный гг. В. В. и Н. —оном, допустим в газетной статье, для краткости, — но совершенно неуместен в экономическом исследовании, вся цель которого состоит в том, чтобы проанализировать различные формы и стадии капитализма, их значение, их связь, их последовательное развитие. Под «капитализацией» можно разуметь, что угодно: и наём одного «работничка», и скупку, и паровую фабрику. Извольте-ка потом разобрать что-нибудь, если всё это свалено в одну кучу!

Обстоятельный обзор источников нашей фабрично-заводской статистики см. в «Статистическом временнике Росс, империи», серия II, выл. 6. СПБ. 1872. «Материалы для статистики ф. -з. промышленности в Европейской России за 1868 г.». Обработаны г. Боком. Введение, стр.I—XXIII.

Что касается до уменьшения фабрикантами в их показаниях числа рабочих и суммы производства, то в этом отношении названные выше источники дают два интересных опыта проверки. Тимирязев сравнил показания более сотни крупных фабрикантов для официальной статистики с их же показаниями для выставки 1865 г. Последние цифры оказались выше первых на 22%. В 1868 году Центральный стат, комитет произвёл в виде опыта особое обследование ф. -з. промышленности в губ. Московской и Владимирской (в этих 2‑х губ. была сосредоточена в 1868 г. почти половина всех ф. -з. рабочих и всей суммы производства фабрик и заводов Европейской России). Выделяя производства, о которых есть данные и мин-ва фин. и Центр, стат, комитета, получаем такие цифры: по свед. мин-ва фин. считалось 1749 фабрик, 186521 рабочий, сумма произв. 131 568 тыс. руб., а по обследованию Центр, стат, комитета — 1704 фабрики, 196315 рабочих в заведении плюс 33485 раб. на стороне и сумма произв. 137 758 тыс. руб.

Как широко применял «Военно-стат, сборник» понятие фабрики, это особенно рельефно видно из следующего: статистику «Ежегодника» он называет «статистикой крупных наших заведений» (стр. 319, курсив авторов). Как мы видели, Уз из этих «крупных» заведений имеют сумму производства менее 1000 рублей!! Мы опускаем более подробные доказательства того, что цифрами «Военно-стат, сборника» непозволительно пользоваться для сравнения с современными данными ф. -з. статистики, так как эта задача уже исполнена г. Туган-Барановским (см. его книгу «Фабрика и т. д.»).

Само собою разумеется, что данные об этих мелких заведениях чисто случайны: в одних губерниях и в одни годы их считают сотни и тысячи, в других — десятки и единицы. Напр., в Бессарабской губ. с 1887 по 1890 г.: 1479—272—262—1684, в Пензенской — с 1885 по 1891 г.: 4-15-0—1127—1135-2148—2264 и т. д. и т. п.

«Таким образом У4 последнего» (всего годового производства) «доставляются предприятиями сравнительно мелкого типа. Корни этого явления могут лежать во многих существенно важных элементах русского народного хозяйства. Сюда следует отнести, между прочим, земельное устройство массы населения, живучесть общины (sic!), оказывающей посильные препятствия развитию у нас профессионального класса фабрично-заводских рабочих. Вместе с этим комбинируется (!) и распространённость домашней формы переработки продуктов именно в той самой (средней) полосе России, которая является главнейшим местонахождением наших фабрик и заводов» (ibid, курсив Карышева). Бедная «община»! Она одна должна отвечать за всё, даже за статистические ошибки её учёных поклонников!

По подсчёту г-на Карышева, итог данных «Перечня» по отношению к Европейской России таков: 14 578 фабрик с 885 555 рабочими и с суммой произв. 1 345 346 тыс. руб.

В сводах отчётов фабричных инспекторов, издаваемых мин-вом торговли и промышленности (за 1901—1903 годы), есть сведения о числе фабрик и заводов, а также рабочих на них (64 губ. России), с распределением фабрик и заводов на группы по числу рабочих (до 20, 21—50, 51—100, 101—500, 501—1000; свыше 1000). Это — крупный шаг вперёд нашей ф. -з. статистики. Данные о крупных мастерских (21 и более рабочих), вероятно, хоть сколько-нибудь надёжны. Данные о «фабриках» с числом рабочих менее 20 явно случайны и никуда не годны. Напр., за 1903 г. в Нижегородской губ. показано 266 фабрик с числом рабочих менее 20; рабочих в них — 1975, т. е. в среднем менее 8‑ми рабочих. В Пермской — 10 таких фабрик с 159 рабочими! Разумеется, смешно. Итог за 1903 год по 64 губерниям: 15 821 фабрика с 1 640 406 рабочими, а если выкинуть фабрики и заводы с числом рабочих менее 20, то получим 10 072 фабрики и завода с 1 576 754 рабочими. (Прим, к 2‑му изд.)

Ср. «Вести. Фин.», 1896 г., N» 35 Отчёты о докладах и прениях на Нижегородском съезде. Г-н Михайловский очень рельефно охарактеризовал хаотическое состояние фабрично-заводской статистики, описав, как странствует запросный лист «включительно до нижнего полицейского чина, который, наконец, водворяет под расписку, конечно, по тем промышленным заведениям, которые ему представляются стоящими внимания, а чаще всего по тем из них, которым и в прошлый год он уже рассылал», — как заполняется этот лист ответами, либо написанными «как прошлый год» — (стоит просмотреть «Своды» д-та торг, и мануф. по отдельным производствам в отдельных губерниях, чтобы убедиться в справедливости этого) — либо написанными совершенно без всякого смысла, и т. д.

Данные относятся ко всем производствам (т. е. включая акцизные), кроме горных. За 1879, 1890 и 1894/95 гг. данные подсчитаны нами из «Указателей» и «Перечня». Из данных «Перечня» исключены типографии, которые раньше не считались фабрично-заводской статистикой. За 1866-ой год имеем, по данным «Ежегодника» о 71 производстве, 1861 заведение с 16 и более рабочими из всего числа 6891 заведения, в 1890 г. эти 71 производство давали около % всего числа заведений с 16 и более рабочими. Взятый нами признак понятия «фабрика» мы считаем наиболее точным, так как принадлежность заведений с 16 и более рабочими к числу фабрик стояла вне сомнения для самых различных программ нашей фабрично-заводской статистики и для всех производств. Несомненно, что ф. -з. статистика никогда не могла и теперь не может зарегистрировать все заведения с 16 и более рабочими (см. примеры в VI главе, § II), но у нас нет никаких основании думать, что пропусков было прежде больше, чем теперь. За 1903 г. — данные из «Свода отчётов фабр. инсп.». По 50 губ. Европейской России 8856 фабрик и заводов I с числом рабочих более 20.

Во всех случаях, где нет особых оговорок, мы берём за 1866 г. — данные «Ежегодника», за 1879 и 1890 гг. — данные «Указателей» — «Ист. -стат, обзор» даёт погодные сведения о суконном производстве с 1855 по 1879 г., вот среднее число рабочих по пятилетиям с 1855—1859 по 1875-1879: 107 433, 96 131, 92 117, I 87 960 в 81458.

См. «Обзор различных отраслей мануфактурной промышленности в России», т. I, СПБ. 1862, особенно стр.165 и 167. Ср. также «Военно-стат, сборник», стр.357 и следующие. В настоящее время в списках суконных фабрикантов редко встретишь те знаменитые дворянские фамилии, которые составляли подавляющее большинство в 1860‑х годах.

Вот парочка примеров из земской статистики. О суконной фабрике Н. П. Гладкова в Вольском уезде Сар ат. губ. (в 1866 г. — 306 рабочих) мы читаем в земско-стат. сборнике по этому уезду, что крестьян заставляли работать на фабрике барина. «На фабрике работали до женитьбы, а потом поступали в тягловые». В с. Рясах Раненбургского уезда Рязанской губ. была в 1866 г. суконная фабрика с 180 рабоч. Крестьяне отбывали барщину работой на фабрике, которая закрылась в 1870 году.

Ср., Т. -Барановский, 1. с., с. 420. — Всё число ручных ткачей, занятых капиталистами по сёлам, Семёнов определял приблизительно в 1859 г. в 385857 чел., к ним он прибавлял ещё 200 тыс. рабочих, занятых по деревням «другими фабричными производствами». В настоящее время, как мы видели выше, число капиталистически занятых домашних рабочих несравненно значительнее.

К светёлкам отнесены заведения с суммой произв. менее 2000 руб. В данных специального обследования фабрик и заводов Московской и Владимирской губ., произведённого в 1868 г. Центр, стат, комитетом, указывается не раз, что сумма производства мелких ткацких заведений есть просто плата за работу. К конторам отнесены заведения, раздающие работу по домам. За 1866 г. число этих заведений указано далеко не полное, вследствие явных пропусков по Московской губ.

B шёлкоткачестве в 1879 г. было 495 механических ткацких станков и 5996 ручных («Ист. -стат. обзор»), а в 1890 г. первых — 2899, вторых — более 7^>1/_>2 тыс.

Hanp.. в 1879 г. считали 729 фабрик в этих производствах, из них 466 фабрик имело 977 раб. и сумму произв. 170 тыс. руб. Можно и теперь насчитать много подобных «фабрик» — напр., в описании кустарных промыслов Вятской и Пермской губ.

Напр., из 91 рогожной фабрики в 1879 г. 39 имели сумму производства менее 1000 руб. В смоло-дегтярном производстве считали в 1890 г. 140 заводов, все с суммой произв. выше 2 тыс. руб.; в 1879 г. считали 1033 завода, на коих 911 имели сумму произв. менее 2‑х тыс. руб.; в 1866 г. считали 669 заводов (по империи), а «Военно-стат, сборник» даже 3164!!

«Военно -стат, сборник», «Ист. -стат, обзор» и «Произв. силы» — Число рабочих в 1866 г. — 5645, в 1890 — 25 471; в 1875 — 1878 гг. — 38 механ. зав. с 34 пар. маш. в 332 лош. силы, а в 1890 г. —141 мех. зав. с 208 пар. маш. в 3319 лош. сил.

Ср. «Указ.» 1879 и 1890 гг. о поташном производстве. Производство селитры сосредоточено теперь на одном заводе в С. -Петербурге, тогда как в 60‑х и 70‑х годах существовало буртовое селитрование (бурты — кучи навоза).

В число заводов включалась и здесь в 60‑х и 70‑х годах масса мелких заведений.

В 1875 г. проф. Киттары в своей «Карте кожевенного производства в России» насчитал 12 939 зав. с суммой произв. 47/4 млн. руб., а фабрично-заводская статистика считала 2764 зав. с суммой произв. 26^>1/г млн. руб. («Ист. -стат, обзор»). В другом производстве данного отдела, скорняжном, наблюдается такое же смешение фабрик с мелкими заведениями, ср. «Указ.» за 1879 и за 1890 гг.

Если распределить показанные в «Указ.» за 1890 г. заводы по времени основания, то получим, что из 1506 заводов основаны неизвестно когда — 97, до 1850 г. — 331; в 1850‑х годах — 147; в 60‑х — 239, в 70‑х — 320, в 80‑х — 351, в 1890 г. — 21. В каждое последующее десятилетие основывалось больше заводов, чем в предыдущее.

Мелкие заведения в этих производствах относятся ныне к кустарным. «Ежегодник мин-ва фин.» отказался подвести итоги по этим производствам вследствие явного преувеличения данных. Прогресс статистики с того времени состоит в увеличении смелости и беззаботности насчёт достоинства материала.

И кроме того 32957 «мелких мельниц», не сосчитанных в числе «фабрик и заводов».

Крупные водяные мельницы носят, разумеется, тоже характер фабрик, но для выделения их из числа мелких у нас нет данных. По «Указ.» за 1890 г. мы насчитали 250 водяных мельниц с 10 и более раб. На них было 6378 рабочих.

« Военно-ст ат. сборник», «Указатели» и «Свод». По «Перечню» за 1894/95 г. насчитывается 1192 паровые мельницы в Европейской России. Статистика паровых двигателей считала в 1875—1878 гг. 294 паровые мельницы в Европейской России.

«Ежег. мин-ва фин.». Число всех заводов (и не действовавших в том числе) было 4737 и 4646.

Hanp., в Симбирской губ. «Военно-стат, сборник» считает 218 заводов (!) с 299 раб., суммой произв. 21,6 тыс. руб. (По «Ежегоднику» в этой губ. было 7 заводов). Вероятно, это мелкие домашние или крестьянские заведения.

«Ежег. мин-ва фин.», с. 61. Ср. «Обзор мануфакт. пром.» (т. II, СПБ. 1863), где даны подробные сведения за 1861 г.: 534 фабрики с 6937 раб., а в Бессарабской губ. 31 фабрика с 73 раб. Число табачных фабрик сильно колеблется по годам.

Если брать валовые данные по всем производствам и за большие промежутки времени, то преувеличение, происходящее от указанной причины, будет невелико, ибо мелкие заведения дают небольшой процент всего числа рабочих и всей суммы производства. Разумеется, при этом предполагается сравнение данных, взятых из одинаковых источников (о сравнении сведений мин-ва фин. с сведениями губернаторских отчётов или сведениями «Военно-стат, сборника» не может I быть и речи).

Источники. Семёнов. «Изучение ист. свед. о росс. торг, и промышл.». Т. III. СПБ. 1859, с. 323—339. — «Военно-стат, сборник», отдел о горном промысле. — «Ежегодник мин-ва фин.», в I. СПБ. 1869. — «Сборник стат. свед. по горной части на 1864—1867 гг.». СПБ. 1864—1867 (изд. учёного ком-та корпуса горных инженеров). — И. Боголюбский. «Опыт горной статистики Росс, империи». СПБ. 1878. — «Историко-статистический обзор промышленности России». СПБ. 1883, т. I (статья Кёппена). — «Сборник стат. свед. о горнозав. промышленности России в 1890 г.». СПБ. 1892. — То же за 1901 (СПБ. 1904) и за 1902 г. (СПБ. 1905) — К. Скальковский. «Горнозаводская производительность России в 1877 г.». СПБ. 1879 г. — «Горнозаводская промышленность в России». Изд. горн, д-та для выставки в Чикаго. СПБ 1893 (сост. Кёппеном). — «Сборник свед. по России за 1890 г.». Изд. Центр, стат. к-та. СПБ 1890. — То же за 1896 г. СПБ. 1897 — «Произв. силы России». СПБ. 1896, отд. VII. — «Вести, фин.» за 1896—1897 гг. — Сборники земско-стат. свед. по Екатеринбургскому и Красно-уфимскому уездам Пермской губ. и др.

При освобождении крестьян уральские горнопромышленники особенно настаивали и настояли на сохранении закона, запрещающего открытие в заводских I округах огне действующих заведений.

Уральский рабочий «является наполовину земледельцем, так что горная работа служит ему хорошим подспорьем в хозяйстве, хотя оплачивается ниже, чем в остальных горнозаводских районах» («Вести. Фин.», 1897). Как известно, условия освобождения уральских крестьян от крепостной зависимости были сообразованы именно с отношением крестьян к горной работе; горнозаводское население делилось на мастеровых, которые, не имея земли, должны были весь год заниматься заводской работой, и на сельских работников, которые, имея надел, должны были исполнять вспомогательные работы. В высшей степени характерен тот термин, который сохранился поныне по отношению к уральским рабочим, именно, что они «задолжаются» на работах. Когда читаешь, напр., в земской статистике «сведение о рабочей команде, находившейся в задолжении при цеховых работах Артинского завода», то невольно оглядываешься на обложку и справляешься с датой: неужели это в самом деле девяносто четвёртый, а не какой-нибудь сорок четвёртый год?

«Труды комиссии по иссл. куст. пром.». Вып. XVI. Тот же автор толкует ниже о «здоровой народной» промышленности!

Ср. описание этого сплава в рассказе «Бойцы» г. Мамина-Сибиряка. В произведениях этого писателя рельефно выступает особый быт Урала, близкий к дореформенном}, с бесправием, темнотой и приниженностью привязанного к заводам населения, с «добросовестным ребяческим развратом» «господ», с отсутствием того среднего слоя людей (разночинцев, интеллигенции), который так характерен для капиталистического развития всех стран, не исключая и России.

В горной статистике под «Южной и Ю. -З. Россией» разумеют губернии Волынскую, Донскую, Екатеринославскую, Киевскую, Астраханскую, Бессарабскую, Подольскую, Таврическую, Харьковскую, Херсонскую и Черниговскую. К ним и относятся приводимые цифры. Всё, относящееся ниже к Югу, можно бы сказать (с небольшими изменениями) и о Польше, образующей другой, выдающийся в пореформенное время горный район.

«Вести, фин», 1897 г., No 16: никополь-мариупольское общество заказало в Америке и перевезло оттуда в Россию трубопрокатный завод.

Само собой разумеется, что уральские горнопромышленники изображают дело несколько иначе. Вот как красноречиво плакались они на прошлогодних съездах: «Исторические заслуги Урала всем известны. В течение двухсот лет вся Россия пахала и жала, ковала, копала и рубила изделиями его заводов. Она носила на груди кресты из уральской меди, ездила на уральских осях, стреляла из ружей уральской стали, пекла блины — на уральских сковородках, бренчала уральскими пятаками в кармане. Урал удовлетворял потребление всего русского народа…» (который почти не потреблял железа. В 1851 г. считали потребление чугуна в России ок. 14 фунтов на жителя, в 1895 г. — 1,13 пуда, в 1897 г. — 1,33 пуда) « … изготовляя продукты применительно к его надобностям и вкусу. Он щедро (?) расточал свои природные богатства, не гоняясь за модой, не увлекаясь фабрикацией рельсов, каминных решёток и монументов. И за эту его вековую службу он был в один прекрасный день забыт и заброшен» («Вести, фин.», 1897, No 32: «Итоги горнопромышленных съездов на Урале»). В самом деле, какое пренебрежение к «освящённым веками» устоям! Виною тут всё этот злокозненный капитализм, внёсший такую «неустойчивость» в наше народное хозяйство. То ли бы дело жить по-старине, «не увлекаться фабрикацией рель- I сов» и печь себе блины на уральских сковородках!

Г-н Боголюбский считает, что в 1868 г. в горном деле употреблялось 526 паровых машин в 13 575 сил.

Число рабочих в железном производстве было на Урале в 1886 г. 145 810 чел., в 1893 г. — 164 126, а на Юге — 5956 и 16467. Увеличение на Vs (приблиз.) и в 2% раза. За 1902 год нет данных о числе паровых машин и сил. Число же горнорабочих (кроме занятых добычей соли) было в 1902 г. во всей России 604 972, в том числе на Урале 249 805, а на Юге 145 280.

«Вести фин.». 1897 г.. No 21. В 1863 г. в Баку было 14 тыс. жит.. в 1885 г. — 45,7 тыс.

В 1882 г. свыше 62% паровозов отапливались дровами, а в 1895/96 г. — дровами 28,3%, нефтью — 30%, кам. углём — 40,9% («Произв. силы»). Завоевав внутренний рынок, нефтяная промышленность бросилась на поиски внешних рынков, и вывоз нефти в Азию растёт очень быстро («Вести. Фин.»), вопреки априорным предсказаниям некоторых русских экономистов, любящих толковать об отсутствии внешних рынков для русского капитализма.

Данные взяты из перечня копей в «Сборнике свед. о горнозав. пром, в 1890 г.».

Из данных Н. С. Авдакова! «Краткий статистический обзор донецкой каменноугольной промышленности». Харьков, 1896 г.

В последнее время и Урал начинает преобразовываться под влиянием новых условий жизни, и это преобразование пойдёт ещё быстрее, когда его теснее свяжут с «Россией» рельсовые пути. В этом отношении особенно важное значение будет иметь предполагаемое соединение жел. дорогой Урала с Югом для обмена уральской руды на донецкий каменный уголь. До сих пор Урал и Юг почти не конкурируют друг с другом, работая на различные рынки и живя главным образом казёнными заказами. Но обильные дожди казённых заказов не вечны.

Напр., г. Н. —он направил все свои сетования исключительно на капитализм (ср. в частности о южных горнопромышленниках, стр.211 и 295 «Очерков») и таким образом совершенно извратил отношение русского капитализма к докапиталистическому строю нашей горнопромышленности.

«Сборник свед. и материалов по ведомству мин-ва фин.», 1867, No 6. Выше было уже показано, что для сравнения с современными данными можно брать только I данные того же источника, т. е. данные мин-ва финансов.

В пивоваренном производстве 6825 чел.; преувеличение есть и здесь, но для исправления нет данных; в свеклосахарном — 68 334 (по «Ежег. мин-ва фин.»), в табачном — 6116 (исправлено) и по винокуренному — 46 660 (исправлено).

Г-н Т. -Барановский приводит за 1866 г. цифру г. Вешнякова — 493 371 чел. Мы не знаем, каким путём получена эта цифра, отличие которой от приводимой I нами весьма незначительно.

По «Указ.» за 1890 г. Из итога, 875 764 чел., надо вычесть рабочих, повторённых в горной статистике, именно: 291 в асфальтовом производстве, 3468 в солеваренном и 32 275 в рельсовом.

См. о числе горнорабочих в 60‑х годах: «Стат, временник», I, 1866 г. — «Ежегодник мин-ва фин.», I. — «Сборник стат, сведений по горной части» за 1864— 1867 гг. СПБ. 1864—1867. изд. горн. учен, ком-та.

«Сборник стат. свед. о горнозав. пром, в 1890 г.». СПБ. 1892. Итог по этому «Сборнику» — 342 166 рабочих в Европейской России, а за вычетом рабочих на керосиновых заводах (считанных в «Указателе») и за исправлением некото- I рых мелких ошибок — 340 912 чел.

Из числа остальных горных производств есть такие, в которых число рабочих, вероятно, возросло слабо (добыча соли), есть такие, в которых число рабочих должно было возрасти очень сильно (каменноугольное, каменоломное), есть I и такие, которых вовсе не было в 1860‑х годах (напр., добыча ртути).

«Статистический обзор железных дорог и внутренних водных путей». СПБ. 1893, с. 22. Изд. мин-ва путей сообщения. К сожалению, мы не имели, данных для выделения одной Европейской России. Жел. -дорожных рабочих мы считаем не только постоянных, но и временных (10447 чел.) и подённых (74 504). Среднее содержание в год временного рабочего стоит 182 руб., подённого — 235 руб. Средняя подённая плата — 78 коп. След., и временные, и подённые рабочие заняты большую часть года, а потому опускать их, как делает г. Н. —он, неправильно.

На 1 версту приходилось жел. -дорожных рабочих в 1886 г. — 9,0, в 1890 г. — 9,5; в 1893 г. — 10,2; в 1894 г. — 10,6; в 1895 г. — 10,9; таким образом, число это имеет явную тенденцию к возрастанию. См. «Сборник свед. по России» за 1890 и 1896 гг. и «Вестник фин.», 1897, Nq39. — Оговоримся, что в настоящем параграфе мы имеем дело исключительно с сравнением данных за 1865 и 1890 гг., поэтому совершенно безразлично, возьмём ли мы число жел. -дорожных рабочих во всей империи или в одной Европейской России, возьмём ли мы по 9 чел. на 1 версту или меньше; возьмём ли мы все отрасли горной промышленности, или только те из них, о которых есть данные за 1865 год.

B Европейской России было в 1863 г. 6,1 млн. городского населения, а в 1897 г. — 12,0 млн.

Новейшие данные о числе рабочих в крупных каниталистических предприятиях таковы. За 1900 г. есть данные о числе ф. -з. рабочих в предприятиях, не обложенных акцизом, за 1903 г. — о предприятиях акцизных. О горнорабочих за 1902 г. число ж. -д. рабочих можно определить, считая по 11 чел. на 1 версту (свед. к 1 янв. 1904 г.). См. «Ежег. России», 1906, и «Сборник свед. о горнозав. пром.» в 1902 г.

Сводя эти данные, получаем в 50 губ. Европейской России в 1900—1903 гг. ф. -з. рабочих — 1 261 571, горных — 477 025, ж. -д. —468941. Итого 2 207 537. Во всей Российской империи ф. -з. — 1509516; горных рабочих — 626929, ж. -д. — 655929. Итого 2 792374. Сказанное в тексте вполне подтверждают и эти цифры.

«С. -Петербург по переписи 1890 г.». СПБ. 1893 г. Взят итог групп П-XV промысловых занятий. Всего промысловыми занятиями занято 551 700 чел., из них 200 748 чел. в торговой, перевозочной и трактирной промышленности. — Под «одиночками» разумеются мелкие производители, не имеющие наёмных рабочих.

«Общий свод по империи результатов разработки данных первой всеобщей переписи населения 28/1 1897 г.». Изд. Центр, стат. ком. Группы занятий у меня составлены так: а) 1, 2 и 4; б) 3 и 5-12: в) 14 и 15: г) 16 и 63-65, д) 46-62; I с) 41 45; ж) 13; з) 17-21; и) 22-40.

Здесь не место входить в подробности относительно той статистики рабочих и прислуги, которой пользовался г. Лосицкий. Статистика эта, по всей видимости, грешит весьма значительным преуменьшением числа рабочих.

Из 13 групп производств выкидываем, для сравнения с 1892 г., группы: I (сельское хозяйство). XII (типо- и литографии) и XIII («водопроводы» и пр.). Локомобили сосчитаны вместе с паровыми машинами.

Мы соединяем эти губернии вместе ввиду изменения их границ после 1878 года.

Как далеко ушло вперёд применение паровых двигателей в России после 1892 г., видно из того, что в 1904 г., по отчётам фабричных инспекторов, считалось по 64 губерниям 27 579 фабрично-заводских паровых котлов, всего же кроме I сельскохозяйственных 31 887 паровых котлов.

Напр., за 1866 г. в разряд А вошло 17 сахарорафинадных заводов, в которых на 1 рабочего приходится около 6 тыс. руб. годового производства, тогда как на текстильных фабриках (вошедших в высшие разряды) приходится 500- 1500 руб. годового производства на одного рабочего.

Итоговые данные о нашей фабрично-заводской промышленности по «Указателям» и «Перечню» были приведены выше, в § II. Заметим, что увеличение I процентного отношения числа крупных фабрик ко всему числу «фабрик и заводов» указывает прежде всего на постепенное сужение этого последнего понятия в нашей статистике.

Данные подсчитаны из «Сборника стат. свед. о горнозав. пром, в 1890 г.», причём исключены заводы, вошедшие в «Указатель». От этого исключения итог горнорабочих в Европейской России уменьшится на 35 тыс. (340 — 35 = 305 тыс.).

Промышленная перепись 1895‑го года насчитала в Германии во всей промышленности, считая и горную строительную, которая в России не регистрируется. — 248 заведений с 1000 и более рабочих, рабочих в этих заведениях было 430 286. Следовательно, русские крупнейшие фабрики крупнее германских.

«Русск. Богатство», 1984, № 6. Приведённые нами данные о крупных фабриках свидетельствуют тоже о меньшем проценте возрастания за 1879—1890 гг. сравнительно с 1866—1879 гг.

См., напр., суконное производство — усиленная выделка армейских сукон, кожевенное производство — громадное оживление, изделия из кожи — крупная фабрика производит за 2,5 млн. руб. «для военного ведомства». Ижевский и Сестрорецкий заводы производят артиллерийских изделий на 7 ½ млн. руб. против 1 ¼  млн. руб. в 1890 г. В медном производстве обращает внимание выделка изделий для войск и военных приборов, пороховые заводы работают вовсю и т. д.

«…По территории уездов (Московской губернии) фабрики и заводы распределяются далеко неравномерно в весьма промышленных уездах наряду с местностями, которые, по более или менее значительному скучению в них фабричных заведений, могут быть названы настоящими фабричными центрами, встречаются целые волости, почти лишённые всякой фабричной промышленности, — и наоборот, в уездах, вообще бедных фабриками и заводами, бывают районы, в которых в более или менее значительной степени развился тот или другой промысел, I причём рядом с кустарными избами и светёлками возникли и более крупные I заведения, со всеми атрибутами крупного производства» («Сборник стат. свед. по Моск. губ.»). Это издание, лучшее в современной литературе фабрично-заводской статистики, иллюстрирует размещение крупной промышленности посредством обстоятельно составленной карты. Для полной картины размещения фабрично-заводской промышленности недостаёт только группировки центров по числу фабрик, рабочих и по сумме производства.

В таблицу вошли лишь заведения с суммой произв. не менее 2‑х тыс. руб., а из мельниц лишь паровые. Рабочие на стороне исключались, где имелись указания на их включение в число фабричных, такие исключения отмечены звёздочкой (*). Подъём промышленности в 1879 г. не мог не сказаться и на этих данных.

«…Большое подмосковное село Черкизово представляет, по словам местных жителей, одну большую фабрику и является, в буквальном смысле этого слова, продолжением Москвы… Тут же рядом, за Семёновской заставой… ютится опять-таки множество разнообразных фабрик… На недалёком же расстоянии отсюда мы видим село Измайлово со своими ткацкими заведениями и с огромной Измайловской мануфактурой». Это к северу от Москвы. К югу, «за Серпуховской заставой мы встречаемся прежде всего с огромной Даниловской мануфактурой, которая одна представляет целый городок… далее, на небольшом расстоянии друг от друга находится целое кольцо крупных кирпичных заводов» и т. д. В действительности, след., концентрация фабрично-заводской промышленности значительнее, чем мы могли представить в нашей таблице.

B 1879 г. здесь считали только 10,9 тыс. Очевидно, применялись различные приёмы регистрации.

Перепись населения 28 января 1897 г. вполне подтвердила этот вывод. Городское население во всей империи определилось в 16 828 395 чел. об. пола. Торгово-промышленное население, как мы показали выше, 21,7 миллиона.

«В местечке Кривой Рог население возросло с 1887 по 1896 г. с 6000 до 17 000 душ, на Каменском заводе Днепровского общества с 2000 душ до 18 000, около станции Дружковки, где ещё в 1892 г. были одни станционные постройки, ныне выросло селение в 6000 душ, на гданцевском заводе ок. 3500 душ, около ст. Константиновки, где построен целый ряд заводов, образуется новый населённый пункт, в Юзовке образовался город с 29000 населением, …в Нижне-Днепровске, под Екатеринославом, на пустынной, песчаной местности, где ныне ряд заводов, образовалось новое поселение в 6000 душ. Завод в Мариуполе привлекает новое поселение в 10000 душ и т. д. На каменноугольных копях образуются населённые центры» («Вести, фин.»). По сообщению «Русск. Вед.» Бахмутское уездное земское собрание ходатайствует о преобразовании торговых посёлков с 1000 населением в местечки, а с 5000 населением — в города. «У нас наблюдается беспримерный рост торговых и заводских посёлков… Всего насчитывается уже до 30-ти посёлков, возникающих и растущих с чисто американскою быстротой… В Волынцеве, где устраивается и в первых числах ноября будет I пущен в ход грандиозный металлургический завод с 2 доменными печами, сталелитейной и рельсопрокатной, насчитывается до 5—6 тысяч населения, застраивающего ещё недавно почти безлюдную степь. С приливом рабочего населения наблюдается и наплыв торговцев, ремесленников, вообще мелких промышленников, рассчитывающих на лёгкий и быстрый сбыт рабочему населению всевозможных товаров».

«Фабрика ищет дешёвого ткача, и такого она находит в родной деревне. Фабрика должна идти вслед за ткачом» («Пром. Влад. губ.»).

«Произв. силы». Внешн. торговля России, стр.39. Вывоз лесных материалов в 1902 г. — 55,7 млн. руб., в 1903 г. — 66,3 млн. руб.

Полагая приблизительно ок. 1/5 всех ж. -дор. грузов («Военно-стат, сборник»).

«Сборник стат. свед. по Моск. губ.». Зачастую у нас и в лесном деле не отличают строго хозяев и рабочих, называя последних тоже лесопромышленниками.

«Труды куст. ком». «Благодаря требованиям лесопромышленности в Тихвинском уезде развилось кузнечное, кожевенное, скорняжное и частью сапожное производство, первое доставляет багры, а вторые — сапоги, полушубки и рукавицы». Между прочим, мы видим здесь пример того, как изготовление средств производства (т. е. рост I подразделения в капиталистическом хозяйстве) даёт толчок изготовлению предметов потребления (т. е. II подразделению). Не производство идёт за потреблением, а потребление за производством.

«Труды куст. ком.». Ср. многочисленные указания в земском сборнике по Трубчевскому уезду Орловской губ на то, что «земледелие имеет второстепенное значение», главная же роль принадлежит промыслам, особенно лесному («Сборник I стат. свед. по Трубчевскому уезду»).

Вот иллюстрация этого из данных «Отчёта членов комиссии по исследованию фабрично-заводской промышленности в Царстве Польском». Каменный уголь в Польше вдвое дешевле, чем в Москве. Средний расход топлива на 1 пуд пряжи в Польше — 16—37 коп., а в Московском округе — 50—73 коп. Запасы топлива в Московском округе делают на 12—20 месяцев, а в Польше не более, как на 3 месяца, а большей частью на 1-4 недели.

Г-н Н. —он, коснувшись вопроса о смене лесопромышленности каменноугольной промышленностью («Очерки»), ограничился, как и обыкновенно, одними сетованиями. Того маленького обстоятельства, что позади капиталистической каменноугольной промышленности стоит капиталистическая же лесопромышленность, отличавшаяся несравненно худшими видами эксплуатации, наш романтик старается не заметить. Зато вот насчёт «числа рабочих» он распространился! Что значат какие-нибудь 600 тыс. английских углекопов в сравнении с миллионами безработных крестьян? — говорит он. Мы ответим на это: образование относительного перенаселения капитализмом не подлежит сомнению, но г. Н. —он совершенно не понял связи этого явления с потребностями крупной машинной индустрии. Сравнение числа крестьян, занятых хотя бы и временно и нерегулярно различными работами, с числом специалистов-рудокопов, занятых только добычей кам. угля, есть приём совершенно бессмысленный. Подобными приёмами г. Н. —он пользуется лишь для того, чтобы затушевать разрушающий его теорию факт быстрого роста в России и числа фабричных и горных рабочих, и всего торгово-промышленного населения вообще.

Как мы уже имели случай заметить выше, констатирование этой эволюции затрудняется тем, что в нашей литературе строительных рабочих вообще называют часто «ремесленниками», подводя совершенно неправильно под эту категорию и наёмных рабочих. — Об аналогичном развитии организации строительной промышленности на Западе см., напр., Webb. «Die Geschichte des britischen I Trade Unionismus» (Вебб. «История британского тред-юнионизма»).

Напр., в Ярославской губ. печниками, штукатурами и каменщиками особенно славится Даниловский уезд, причём различные волости его отпускают преимущественно мастеров одной из этих профессий. Маляров отпускает особенно много заволжский район Ярославского уезда, плотников — средний район Мологского уезда и т. д. («Обзор Яросл. губ.»).

В конце 50‑х годов из Аргунского района (Аргунская волость — центр промысла) выходило около 10 000 плотников. В 60‑х годах из 548 деревень Покровского I уезда 503 было занято плотниками («Пром. Влад. губ.»).

Однородную характеристику дают и другие источники.

Источники, кроме названных в предыдущем примечании, — земские сборники. Г-н В. В. («Очерки куст, пром.») приводит данные о 13 уездах губерний Полтавской, Курской и Тамбовской. Строительных рабочих — (г. В. В. напрасно относит всех их к «мелким промышленникам») — всего 28 644, от 2,7% до 22,1% всего взрослого мужского населения уездов. Если бы взять средний процент (8,8%) за норму, то для Европейской России получили бы 1/3 миллиона строительных рабочих (считая 15 млн. взрослых рабочих муж. пола). А названные губернии занимают середину между губерниями с наиболее и губерниями с наименее развитыми строительными промыслами.

Перепись 28 января 1897 г. («Общий свод», 1905 г.) считает во всей империи самостоятельное население (добывающее само средства к жизни) в строительной промышленности в 717 тыс. чел. плюс 469 тыс. человек земледельцев, занятых I этой промышленностью побочно.

Для суждения о размерах строительной промышленности могут служить отчасти данные о стоимости страхуемых от огня строений. В 1884 г. эта стоимость составляла 5968 млн. руб., в 1893 г. — 7854 млн. руб. («Произв. силы»). Это даёт ежегодно прирост в 188 млн. руб.

Напр., в Ярославской губ. уходит насторону 11—20% всего населения, т. е. 30—56% рабочих мужчин; 68,7% уходящих отсутствуют круглый год («Обзор Яросл. губ.»). Очевидно, что всё это — «крестьяне только по официальному наименованию.

Hanp., в Рязанской губ., «на одну Хлудовскую фабрику» (1894/95 г.: 4849 раб., 6 млн. руб. производства) «в зиму возкою дров занято до 7000 лошадей, большая часть которых принадлежит крестьянам Егорьевского уезда» («Труды куст, ком.»).

В статистике торфяного производства царит тоже хаос. Обыкновенно его не относят к «фабрично-заводским» производствам, но иногда и относят, напр., «Перечень» считает 12 разработок с 2201 раб. во Владимирской губ. и только в одной этой губернии, хотя торф добывается и в других губерниях. По Свирскому («Фабрики и заводы Влад, губ.») в 1890 г. было занято добычей торфа во Влад, губ. 6038 чел. Всего в России число рабочих, занятых разработкой торфа, должно быть во много раз больше.

В Пермской губ., около гор. Кунгура, в Тверской — в селе Кимрах и пр.

По «Перечню» мы насчитали 16 фабрик, имеющих по 1000 и более рабочих в заведении, которые имеют также рабочих на стороне в числе 7857 чел. На 14 фабриках с 500—999 рабочими — 1352 рабочих на стороне. Регистрация «Перечнем» работы на стороне чисто случайна и содержит бездну пробелов. «Свод отчётов фабричных инспекторов» считает за 1903 год 632 раздаточные конторы с 65 115 рабочими. Данные эти, конечно, крайне неполны, но характерно всё же, что громадное большинство этих контор и занятых ими рабочих падает на центры фабричной промышленности (Моск, округ: 503 конторы, 49345 рабочих. Сарат. губерния — сарпинка — 33 конторы, 10 000 рабочих).

«Лекции по экономии сельского (sic!) хозяйства», издание для студентов. Может быть, учёный статистик считает возможным отнести к «сравнительно небольшим исключениям» 85% всех случаев (см. ниже в тексте)?

Г-н Жбанков в своём «Санитарном исследовании фабр, и завод. Смоленской губ.» определяет число рабочих, уходящих на полевые работы, лишь приблизительно в 10—15% для одной Ярцевской мануфактуры (на Ярц. мануфактуре считалось в 1893/94 г. 3106 рабочих из 8810 фабрично-заводских рабочих Смол, губернии). Непостоянных рабочих на этой фабрике — 28% мужчин (на всех фабриках — 29%) и 18,6% женщин (на всех фабриках — 21%). Необходимо заметить, что к непостоянным рабочим причислены: 1) те, которые поступили на фабрику менее года; 2) которые уходят на летние работы; 3) которые «вообще прекращали работу на заводе по каким-либо причинам на несколько лет».

Напомним, что разряд А заключает фабрики с 100—499 раб., В — с 500-999 и С — с 1000 и более.

Ограничиваясь, как было указано в предисловии, пореформенной эпохой, мы оставляем в стороне те формы промышленности, которые основывались I на труде крепостного населения.

По данным «Указателя» на фабриках и заводах Европейской России было занято в 1890 г. всего 875 764 рабочих, из них 210207 (24%) женщин. 17 793 (2%) мальчиков и 8216 (1%) девочек.

«Бедная женщина-ткачиха идёт на фабрику за отцом и мужем, работает наряду с ними и независимо от них. Она такой же кормилец семьи, как и мужчина». «На фабрике… женщина является совершенно самостоятельным производителем помимо своего мужа». Грамотность фабричных работниц возрастает особенно быстро («Пром. Влад. губ.»). Вполне справедлив следующий вывод г. Харизоменова: промышленность уничтожает «хозяйственную зависимость женщины от семьи… и от хозяина… На чужой фабрике женщина сравнивается с мужчиной, это — равенство пролетария… Капитализация промышленности играет видную роль в борьбе женщины за её самостоятельность в семье». «Промышленность создаёт для женщины новое и совершенно независимое от семьи и мужа положение». В «Сборнике стат. свод, по Моск, губ.» исследователи сравнивают положение работницы в ручном и машинном производстве чулок. Заработок в день при ручном производстве — ок. 8 копеек, при машинном — 14—30 коп. В машинном производстве положение работницы описывается так: «…Перед нами уже девушка свободная, не стеснённая никакими преградами, эмансипировавшаяся от семьи и от всего, что составляет условия существования женщины-крестьянки, девушка, которая в каждую данную минуту может перекочёвывать с места на место, от хозяина к хозяину, и может в каждую данную минуту оказаться без работы, без куска хлеба… При ручном производстве вязея имеет самый скудный заработок, заработок, не хвативший бы на покрытие расходов на харчи, заработок, возможный только при условии, что она, как член хозяйской семьи, имеющей надел, пользуется отчасти продуктами этой земли; при машинном производстве мастерица, кроме харчей и чая, имеет заработок, позволяющий ей жить вне семьи, и не пользоваться уже доходом семьи от земли. В то же время заработок мастерицы при машинном производстве, при существующих условиях, более обеспечен».

B менее промышленной Смоленской губернии опрос пяти тысяч ф. -з. рабочих показал, что из них 80% — уроженцы Смоленской же губернии (Жбанков).

Изложенные в трёх последних главах данные показывают, по нашему мнению, что классификация капиталистических форм и стадий промышленности, данная Марксом, более правильна и более содержательна, чем та, распространённая в настоящее время, классификация, которая смешивает мануфактуру I с фабрикой и выделяет работу на скупщика в особую форму промышленности (Гельд. Бюхер). Смешивать мануфактуру и фабрику — значит брать в основу классификации чисто внешние признаки и просматривать те существенные особенности техники, экономики и бытовой обстановки, которые отличают мануфактурный и машинный период капитализма. Что касается до капиталистической работы на дому, то она, несомненно, играет очень важную роль в механизме капиталистической промышленности. Несомненно также, что работа на скупщика особенно характерна именно для домашинного капитализма, но встречается она (и в немалых размерах) в самые различные периоды развития капитализма. Понять значение работы на скупщика нельзя, не поставив её в связь со всем строем промышленности в данный период или на данной стадии развития капитализма. И крестьянин, плетущий корзины по заказу деревенского лавочника, и павловский черенщик, изготовляющий дома черенки для ножей по заказу Завьялова, и работница, шьющая платье, обувь, перчатки, клеющая коробки по заказу крупных фабрикантов или торговцев, всё это — работающие на скупщика, но капиталистическая работа на дому имеет во всех этих случаях различный характер и различное значение. Мы отнюдь не отрицаем, конечно, заслуги, напр., Бюхера в исследовании докапиталистических форм промышленности, но его классификацию капиталистических форм промышленности считаем неправильною. — Со взглядами г. Струве мы не можем согласиться постольку, поскольку он принимает теорию Бюхера (в указанной её части) и прилагает её к русскому «кустарничеству». (С тех пор, как писаны эти строки — 1899 г. — г. Струве успел закончить цикл своего научного и политического развития. Из колеблющегося между Бюхером и Марксом, между либеральной и социалистической экономией, он сделался чистейшим либеральным буржуа. Пишущий эти строки гордится тем, что по мере сил способствовал очищению социал-демократии от подобных элементов.

B 1904 г. — 54878 километров в Европейской России (с Царством Польским, Кавказом и Финляндией) и 8351 в Азиатской России.

Ласт — единица измерения водоизмещения торговых судов России, применявшаяся до начала XX века; ласт объёмного водоизмещения равен 5,663 м3, весового — около 2 тонн.

Постоянное население городов, по переписи 1897 г., равно 11 830,5 тыс., т. е. 12,55%. Мы взяли наличное население городов. — Заметим, что за полную однородность и сравнимость данных за 1863—1885—1897 гг. нельзя поручиться. Поэтому мы ограничиваемся сравнением лишь наиболее общих отношений и выделяем данные о крупных городах.

Ошибки в процентах по Моск. губ. не могли быть исправлены, ибо не дано абсолютных данных. — По Костр. губ. есть лишь поуездные данные и только в процентах: нам пришлось взять поэтому средние из поуездных, вследствие чего мы и отделяем особо данные по Костр. губ. По Яросл. губ считают, что из отхожих промышленников круглый год отсутствуют 68,7%; осень и зиму — 12,6%, весну и лето — 18,7%. Заметим, что данные по Яросл. губ. не сравнимы с предыдущими, ибо основаны на показаниях священников и пр., а не на данных о паспортах.

Известно, что, напр., в пригородах С. -Петербурга летом население возрастает в весьма значительной степени.

B 1885 г. пасп. доход в Европейской России составлял 37 руб. на 1000 жителей; в 11-ти неземледельческих губерниях — 86 руб. на 1000 жителей.

«Грамотные питерщики положительно лучше и сознательнее лечатся», так что заразные болезни действуют среди них не так гибельно, как в волостях «малокультурных».

Напр., костромских крестьян побуждает переписываться в мещане, между прочим, «возможное телесное наказание, которое для расфранчённого питерщика ещё ужаснее, чем для серого обитателя» («Бабья сторона»).

Оговоримся, во избежание недоразумений, что мы отнюдь не претендуем на точную статистическую доказательность этих цифр, а хотим лишь примерно показать разнообразие форм наёмного труда и многочисленность его представителей.

Таким образом, крестьяне массами бегут из местностей с наиболее патриархальными хозяйственными отношениями, с наиболее сохранившимися отработками и примитивными формами промышленности, в местности, отличающиеся полным разложением «устоев». Они бегут от «народного производства», не слушая несущегося им вдогонку хора голосов из «общества». А в этом хоре явственно выделяются два голоса: «Мало привязаны!» — угрожающе рычит черносотенец Собакевич. — «Недостаточно обеспечены наделом», — вежливо поправляет его кадет Манилов.

«Господин Купон» — образное выражение, принятое в литературе 80‑х и 90‑х годов XIX в. для обозначения капитала и капиталистов. Выражение «господин I Купон» пустил в ход писатель Глеб Успенский в очерках «Грехи тяжкие».

Указанное в тексте обстоятельство имеет также другую сторону. Развитие капитализма вглубь в старой, издавна заселённой, территории задерживается вследствие колонизации окраин. Разрешение свойственных капитализму и порождаемых им противоречий временно отсрочивается вследствие того, что капитализм легко может развиваться вширь. Напр., одновременное существование самых передовых форм промышленности и полусредневековых форм земледелия представляет из себя, несомненно, противоречие. Если бы русскому капитализму некуда было расширяться за пределы территории, занятой уже в начале пореформенного периода, то это противоречие между капиталистической крупной индустрией и архаическими учреждениями в сельской жизни (прикрепление крестьян к земле и пр.) должно было бы быстро привести к полной отмене этих учреждений, к полному расчищению пути для земледельческого капитализма в России. Но возможность искать и находить рынок в колонизуемых окраинах (для фабриканта), возможность уйти на новые земли (для крестьянина) ослабляет остроту этого противоречия и замедляет его разрешение. Само собою разумеется, что такое замедление роста капитализма равносильно подготовке ещё I большего и более широкого роста его в ближайшем будущем.