— Но Смолинцев только ранен и лежит в больнице, — попытался протестовать Савичев.
— Значит, они убьют его в больнице. Им не нужны свидетели.
— Я не хочу тебя обидеть, Юля, но… я не знаю, как тебе верить. Ведь ты… это…
— Ну-ну, договаривай. Ведь ты наркоманка, истеричка и вообще не в себе, это ты хотел сказать? — докончила она.
— Это не так, — пытался слабо протестовать он, обнимая ее. — Я не хочу считать тебя…
— Да? И совершенно напрасно. Мало того, что у меня самой неизлечимая наркозависимость, я хотела подключить к тому же и тебя.
Вчера ночью, помнишь… я расцарапала тебе спину, а в эти свежие царапины втерла… нет, ты помнишь свои божественные ощущения?
Ведь ничего лучшего ты не знал в своей жизни.
Легкое, парящее тело, каждое движение бросает тебя в сладкое предоргазмное состояние, длящееся целую вечность и никогда не перетекающее в муку… Секс с самой красивой женщиной, которую ты когда-либо видел… сполохи наслаждения и животный, пьянящий, звонкий аромат в ноздрях.
— Зачем все это? — тихо спросил он.
— Я хотела привязать тебя к себе, Леша.
Ведь я больна, очень больна, Леша. У других это называется нимфоманией, а у меня просто помутнение рассудка, я…
— Грубо говоря, ты начинаешь сходить с ума в самом прямом смысле этого слова, когда у тебя долго нет мужчины, так? — прервал ее Савичев.
Она опустила голову:
— Если словом «долго» можно назвать сутки, то да.
— То есть ты должна постоянно… — Голос Алексея прервался, задрожав от глубокого, всеохватного ужаса.
— Отсюда все наркотики, все психозы, — сказала она, — только не считай меня похотливой сучкой, которая трахается со всем, что ни есть мужского пола. Я далека от этого.
Савичев покачал головой:
— И после всего этого ты предлагаешь мне не верить моей собственной матери на основании твоих слов?
— Бедный, бедный… — прошептала она. — Давай я лучше помою тебя, чем загружать никчемным бредом, которому ты поверишь только тогда, когда будет уже слишком поздно.
— Я не хотел обидеть тебя, — откликнулся он.
— Я знаю. Впрочем, это уже не так важно.
Я для тебя все равно отрезанный ломоть.
Она встала перед ним в полный рост, и он снова поразился ее ослепительной красоте, растрачиваемой так никчемно и ненужно.
— Пора бы выходить отсюда, — сказала она. — Время уже под вечер.
— Быть не может, — сказал Савичев. — Когда я пошел в ванную, было без четверти час.
— Значит, теперь около шести, — ответила Юля. — Да, где-то так. Думаешь, секс со мной — это дело сиюминутное, так, присунул, туда-сюда, и готово?.. Кстати, я вообще не понимаю словосочетания «заниматься любовью». Это как это? Почему не говорят — заниматься ненавистью или заниматься надеждой?