В душе моей поднимались знакомые волны, будоражащие сознание и одновременно приводящие в спортивное спокойствие мысли, мобилизуя все силы организма на борьбу со злом. Одинокая голодная волчица, скуля и подвывая, тыкалась мне мордой в колени. Она просилась на волю. Это было то здоровое животное начало, которое есть в каждом. То, что является нам во сне и интуитивно предупреждает об опасности. Путем символических знаков наши предки предугадывали события. Возможно, эта волчица — некое родовое Божество, таинственный Идол моих древних прародителей. И в генах своего рода я несу ее частицу.
Видение длилось лишь несколько мгновений, но ощущение было такое, что несколько часов кряду я провела вдвоем с волчицей. И вот волчица ведет меня сквозь дремучий лес с привидениями, кикиморами, лешими. Наконец, она выводит меня к свету, очень яркому. Или свет исходил от нее самой. Морда волчицы оскалилась, янтарные глаза вдруг засверкали холодным и недобрым взглядом голодной хищницы, и под раскаты грома морда ее превратилась в лицо Максима Семенова, потом она вновь приняла прежнюю звериную форму и, вытянувшись мордой кверху, жалобно завыла на луну. И было в нем что-то от бабьего, женского воя, как плачут женщины на похоронах.
Ужасное видение! И этот влажный нос и настороженно приподнятые ушки. Она предупреждала быть осторожной, опасность исходила от Семенова…
Макс подошел к зеркальной двери шкафа-купе, где я сидела, дожидаясь своей участи, боясь шелохнуться и двинуться с места. Но страх уже отступил, волчица внушила мне уверенность, вернула силы. Я только ждала момента для начала собственной игры.
Семенов недовольно оглядывал свой внешний вид. Рубашка не первой свежести, нуждается в стирке, но разве сейчас до чистки белья, стрелки брюк нуждаются в повторной глажке, да к тому же капельки чьей-то крови на рукаве пиджака.
Вот это уж было ему совсем ни к чему. Через несколько часов надо быть в Москве, а там еще через день, вечером — в Берлине. Ну неужели Семенов, теперь уже в соответствии с иностранной ксивой Александр Мельхорн, позволит себе в таком вот неопрятном виде ехать в вожделенную Германию?
Он неожиданно резко открыл дверцу шкафа, отодвинув ее в сторону. Увидеть за зеркальной стенкой меня ему явно не представлялось возможным, и я, не дожидаясь, пока он заученным движением своей холеной мраморной руки застрелит меня, мгновенно вылетев из своего убежища, резко ударила кулаком в его солнечное сплетение. Потом — коленом в склонившийся подбородок, затем последовал удар локтем в спину и, в завершение всего, удар в пах.