, и на праздничный фестиваль в честь Святой Анны. Площадь переливалась мириадами красок, тысячи ряженых духами гостей бесновались. Всё вокруг казалось нереальным.
Нас увлекло толпой народа, едва мы вышли из джипа. Наши тела завертело в коллективном танце, в пульсирующем лабиринте прижатых друг к другу тел. Нас словно с трудом проталкивало по набитому до отвала кишечнику какого-то исполинского зверя. Потом мы почувствовали твёрдую землю под ногами. Это были ступени церкви, которая высилась пристанью над морем безумия.
Ещё не отойдя от прежних впечатлений, мы вошли в неф церкви, пока не понимая, что творится там внутри. А вокруг нас копошился паноптикум людских уродств и увечий, созванный на Мессу Инвалидов. Там были прокажённые с изуродованными лицами, а вернее, уже лиц лишённые, жертвы слоновой болезни с ногами толщиной с древесный ствол, десятки умирающих, которые сюда приползли со всех городов и весей страны за отпущением грехов и подаянием. Зрелище жуткое донельзя, от которого хотелось поскорее сбежать.
Шедшая впереди меня Рашель заглянула в открытую дверь, и тут же отпрянула в ужасе. За дверью в тени распятия сидела какая-то женщина в чёрном с девочкой-рахитиком на руках. Голова бедняжки так опухла, что видна была каждая волосяная луковица. Смущённые ужасным зрелищем, мы повернули прочь. На полу сидело полно нищих в длинных грязно-бурых пиджаках, чьи полы они убирали, давая нам дорогу. Никто им ничего не подавал, но подлинною мукой было не их состояние, а обуявший нас страх.
Однако на крыльце вместо кошмара нас ждало подобие светлого явления людям божества. Между попрошаек протиснулась здоровая крестьянка, одержимая духом Огун, она была облечена в любимые цвета этого духа – синее с красным. На плече у неё сверкала красная сумка, полная сушёных початков ярко-жёлтой кукурузы. Раздавая еду неимущим и немощным, она извивалась с воистину неземным изяществом, а рука этой благодетельницы напоминала грациозную лебединую шею. Покончив с раздачей милостыни, она упорхнула в буйную толпу прямо с крыльца, испустив напоследок вопль вышнего восторга. Мы видели, как она бросилась в толпу. При её появлении люди расступались, давая её духу место для пляски. Когда же она совсем пропала у нас из виду, мы вместе с Рашель молча шагнули обратно в толпу.
Маршрут того ужасного дня проходил мимо прежней столицы колониальной эпохи, Кап Аитьен[143], чья благородная архитектура пропитана миазмами кровавого прошлого. Притормозив у дома, выстроенного на руинах из морских камней, мы позвонили в дверь некого Ричарда Солсбери, которого на острове знали как британского консула.