Паутина предательства расползалась, пока в неё не угодил сам Макандаль. Но когда его, раздев до пояса, вывели под барабанную дробь на всеобщее обозрение, произошла странная вещь. Европейские обыватели, съехавшиеся поглядеть на громкую расправу в столицу, повязанные шёлковыми поясами, беззаботно держали зонтики, защищавшие от солнца. Побледнели, казалось, ошарашенные темнокожие рабы. Караул чеканил шаг с опаской, в темпе грядущей казни. Макандаль не выказывал испуга и не вёл себя вызывающе, даже когда его привязали к столбу и поднесли пылающий факел. Всем своим видом он демонстрировал равнодушие к постановке с его участием, столь тщательно срежиссированной губернатором. Казалось, он просто ждал, когда закончится этот спектакль, будто впереди были дела поважней.
Они увидели, как ведёт себя их поверженный идол. Непроницаемые обычно лица рабов озарились какой-то лучезарной надеждой, и по толпе пронёсся ропот, лишивший покоя стоявших рядом людей с белой кожей, которые не могли его не слышать. Когда языки пламени коснулись его ног, Макандаль испустил вопль, адресованный солнцу, и забился в конвульсиях, размахивая в воздухе свободным обрубком руки. Он делал это, пока одним рывком не разорвал путы и не выпрыгнул из огня. В толпе началось столпотворение. Белые разбегались под крики «Макандаль жив!», стража ринулась к костру. Позднее было официально объявлено, что страже удалось приговорённого схватить, связать и бросить в огонь обратно. Но ни один чёрный свидетель не пожелал подтвердить, что так оно и было. Предъявленная губернатором для успокоения белого населения кучка какого-то пепла не развеяла слухи о чудесном спасении вождя. Весь север Гаити, «умиротворённый» арестом Макандаля, стал бузить. Европейцы снова забаррикадировалась в уцелевших усадьбах. Среди чёрных не было двух мнений относительно происшествия на площади. Разве не твердил им всегда Макандаль, что если его поймают, он превратит себя в муху? А что превращаться он умеет, не вызывало сомнений. Тем более, что и после якобы успешной казни яд продолжал действовать так же безотказно, как и до неё.
Восстание Макандаля было не первой и не последней попыткой подрыва основ колониального режима. В 1681-м году, ещё при испанцах, когда число белых и чёрных работников было примерно одинаково, а население острова не превышало шести тысяч, угроза бунта была неоспорима. Двумя годами ранее некий раб по имени Падржан прикончил своего хозяина и сколотил банду из двадцати человек, поставив целью передушить на острове всех белых. Восстание подавили