– Конечно, я её знаю. Та, которая под землю ушла, – сообщил Орис моей спутнице, пока мы шагали по узкой тропе. – Она вроде как умерла, но не испустила дух. Дух там остался, – он ткнул пальцем себе подмышку.
– Но её похоронили?
– А то. А потом тот же, кто её убивал, пришёл за её телом.
Рене взбегал по тропе и скатывался вниз как разыгравшийся кролик. Время от времени его душил звонкий искристый смех.
– И кто с ней такое сотворил?
– А мы не знаем, – Рене бросил взгляд на товарища.
– Тётка её, – деловито пояснил Орис. – А потом её саму припахали шелушить кукурузу. На большее не годилась.
– А кто бокор?
– Не дознаетесь. Сначала выясните, кто её убил.
– Ты же сам сказал, её тётка, или мне показалось?
– У неё была куча тёток, в том числе и покойные. Да и кому какое дело?
– Что ты имеешь в виду? – вырвалось у Рашели. Она уселась на обочине, расправив юбку по земле покрывалом. Орис беспечно вертелся рядом, будто обращались не к нему. Навстречу нам приближалась здоровенная торговка мрачного вида, мальчик нарушил молчание, только когда она прошла мимо:
– Эта Ти Фамм была злюкой. Делала всё, чего делать нельзя, и людей она ненавидела.
– Вот как! И чем же она занималась? – спросила Рашель.
– Ну, например, ты ничего не сделал, а она стоит и ругается. Любила обзывать людей без причины. А у нас могут убить почти ни за что, – бесстрастно констатировал Орис. – Как недавно ту женщину на выборах, – он имел в виду недавние выборы в Национальную Ассамблею. – Не любили мы её. Неотёсанная, на митингах выражалась при ребятишках. Вот мы её и шлёпнули. Лично я пять раз проголосовал на выборах за лекаря нашего. Он обещал наше село аж жене президента показать.
Мы плелись за неунывающими проводниками сквозь плотные заросли, пока не вышли на узкую тропку, которая упиралась в домик на кургане. Под навесом крыльца двое толкли в ступе зерно, манипулируя пестиками с грацией танцоров. Орис кивнул Рашели, и оба наши спутника бесшумно растворились в камышах.
– Honneur! – приветствовала хозяев Рашель. – Наше почтение!
Мужчины переглянулись, и один из них велел ребёнку убраться в дом. Поглазев на нас, они продолжили свои дела. По стандартам крестьянского этикета встретили нас сурово. Став под дерево в гроздьях ещё незрелых апельсинов, мы дождались появления ветхой старухи. Её звали Мерсилия, и она была матерью той самой Ти Фамм. Назвав себя, мы проследовали в её хибарку, где продолжили беседу за кофе и сигаретами. После нескольких минут формальностей мы перешли к непосредственной цели нашего визита.
– Девочка умерла по Божьей воле, – настаивала Мерсилия. – По Божьей воле её и оживили. Нам не дано знать, почему. Неправда, что её кто-то убил. Человек просто умер, умер и всё.