Чувство, похожее на это, было у меня, когда я решил объясниться с Семеном.
— Скажи, ты еще думаешь о Милене? — спросил я.
— О «дикарке»?! Мальчик, за кого ты меня принимаешь? — возмутился он, точно я оскорбил его самые лучшие чувства.
Мне и вправду стало неловко и обидно за себя: долго молчал, откладывая это объяснение. Не лишнее ли оно? Как будто и так все ясно!..
Семен пытливо, «по-докторски» взглянул на меня, словно ему нужно было определить диагноз, и продолжал:
— Кстати, ты почему спрашиваешь? Подозреваю, что тебе нравится моя новая пассия? Это такая, скажу тебе, фигура!.. Такая фигура… Она верна мне, и тебе не удастся отфутболить меня опять к этой, к «дикой»!.. Ты, безусловно, понял меня?!
Он прекрасно знал, что я не хочу ничего такого. Пустая болтовня. И, наверное, догадывался, как трудно мне говорить об этом. И ждал. Ему было интересно, как я буду выкручиваться. Сам он на моем месте сказал бы: «У тебя ничего не получается с «дикой». Беру ее на себя…» Он бы пошел прямо к цели. Может быть, доктор так и должен делать: надейся на себя! Его девизом были слова: «В ответе за все!» Правда, когда я уехал, он уточнил: «Один в ответе за все». С возрастом Семен стал брать на себя больше. Но его девиз не нравился мне: один — значит, один. Значит, нет друзей. А если совсем один — то ты не силен, а не силен — так какой из тебя ответчик?!
Только теперь я начинаю понимать, что уже в том разговоре, в том нашем объяснении он оставил себя одного, как будто отделился от меня, гордый, независимый, удачливый и почти всемогущий.
Мне было и больно и стыдно, я не хотел произносить имени Милены, даже имени, чтобы его не обидеть, чтобы чистой, незапятнанной осталась наша дружба на всю жизнь.
Тогда я спросил его:
— Семен, я виноват перед тобой?
— У меня нет оснований упрекать тебя… А если б они и появились, я бы счел это вражеской провокацией. Но не сомневайся, я бы и тогда сохранил нашу дружбу!
— Я не говорил тебе, молчал…
— Не тяни резину!
— Она мне… с самого начала нравится…
— Кто?!
— Кто-кто, сам не знаешь?!
— По моим данным, ты женоненавистник, мальчик! Ты же моряк, ты можешь нравиться только на час, и то если этого часа на берегу хватит, чтобы понравиться дамам! — Он бравировал, зная, как хочется мне быть моряком и как нелегка матросская служба. — Признавайся, ты рассчитываешь заманить «дикарку»? На какой крючок? Или на золотой якорь?!
— Я ничего не думаю! Я хочу сказать тебе, что она мне нравится. Точка!
Он поджал губы, с наигранным безразличием усмехнулся:
— Хочешь, чтобы я вручил ей твою ноту?!