Каникулы с дядюшкой Рафаэлем (Шикула) - страница 18

— Лучше всех пила у дядюшки Винцо Ште́бела, — говорит Винцо Белуш.

— Нет! — возражает дядюшка Овечка. — Самая лучшая пила у Оливера Ду́бана.

— А у Грзнарика? — вмешивается Дрнай.

— Хоть у Грзнарика и хороша, а у дядюшки Оливера и дядюшки Алексина всё-таки лучше, — утверждает дядюшка Овечка.

— Какой это Алексин? — спрашивает Штебел.

— Он у луга живёт, — отвечает Овечка.

— У него, значит? У меня тоже недурна, — говорит Грзнарик.

— Твоя пила и Алексина — это всё равно что деревня Грушковец и город Ко́шице, — говорит дядюшка Овечка.

— Что-о?

— Да. Не веришь — у Белуша спроси.

— У дядюшки Алексина и киянка[1] хороша, — говорит Винцо Белуш.

— О киянке и говорить нечего, — возражает Винцо Дрнай.

— Вы сказали: Грушковец и Кошице. Разве это унижает Грушковец? — спрашивает Винцо Штебел.

— Кто сказал, что унижает? Мы о пиле и киянке говорим.

— Грушковец городом собираются сделать, — сообщает Винцо Штебел.

— Грушковец? А что можно из Грушковца сделать? Пока что у нас только парк и есть. Из-за этого? Так, по-моему, из Грушковца никогда города не будет, — возражает дядюшка Лу́кач.

— Лет этак через сто будет, — говорит Винцо Штебел. — Как вы думаете, почему дорогу нам починили?

— Винцо, ты просто глуп, — обрывает его дядюшка Лукач. — Дорогу нам потому отремонтировали, что нужна нам она.

— И раньше она нам требовалась, хоть бы и просто булыжником вымощенная, — снова возражает Винцо Штебел.

— А может, это и правда, — говорит Грзнарик. — Асфальтом дорогу покрыли, захотели с Грушковцем что-то сделать.

— Нам думать об этом нет смысла, — говорит дядюшка Овечка.

— Нет, есть, — возражает Винцо Белуш. — Асфальтовая-то дорога ведь денег всё-таки стоит.

— Вот увидите, годиков через сто будет приличный городок из Грушковца, — отвечает Винцо Штебел.

— Что через сто лет тут станет, мы всё равно не увидим, нас уж на свете не будет, — возражает дядюшка Лукач.

— У нас и площадь будет, как в Мо́дре или Пе́зинке.

— Дожидайся! Если бы задумали мы площадь сделать, надо найти какого-нибудь знаменитого человека. В его честь и площадь назвать, — говорит дядюшка Овечка.

— В Модре был Штур, — вспоминает дядюшка Лукач.

— Так это в Модре, — соглашается Грзнарик.

— Стало быть, великий человек, раз ему такой памятник поставили.

— Это известный писатель был.

— И писатель и политик.

— А разве он не генерал был? — спрашивает Винцо Штебел.

— Ты путаешь его со Ште́фаником, — отвечает Грзнарик.

— А ты тут что делаешь? — вдруг обращается ко мне дядюшка Овечка. — Поглядите только, какие сопляки в трактир ходят! Марш отсюда!

— Что тебе? — спросила меня трактирщица.