Парень быстро закивал.
— У тебя впереди большое будущее, — я хлопнул его по плечу. — Главное, научись держать язык за зубами. Будешь болтать…
— Я помню про жопу! — Жонг вытянулся во фрунт. — Я все помню, господин Ва-ит, не беспокойтесь.
Я ему кивнул и пошел к берегу.
Как мне показалось, жители облегченно вздохнули.
Дальше, потрепанная корыто, вполне бодро меня доставило на соседний островок, почти ничем не отличающийся от того, на котором меня приютили.
Староста показал дорогу и очень скоро я увидел сложенную из разного мусора средних размеров халупу.
О том, что это миссия Красного Креста, подсказывала фанерка с криво намалеванным этим самым крестом и десятки сирых и убогих, расположившихся вокруг прямо на земле.
Я хмыкнул и сухо бросил старосте.
— Свободен. И постарайся сделать так, чтобы мы остались в хороших отношениях.
Гуй быстро поклонился и ломанулся назад к лодке.
— Н-да… — хмыкнул я и пошел к хижине. Страждущие лечения почтительно расползались в стороны.
Из халупы донесся раздраженный голос Мари Мерсье.
— Что ты на меня смотришь, обезьяна косоглазая? Не знаю я твоего языка… — устало втолковывала она кому-то на английском. — Если не будешь мазать рану этой мазью — сгниешь. А теперь пошел вон!!!
Мари сразу начала нравиться мне гораздо больше.
Из халупы стремглав вылетел чумазый щупленький мужичок, с перевязанной рукой.
Я жестом остановил было сунувшихся в больничку обывателей и вошел внутрь. Внутреннее содержимое миссии полностью копировало внешнее. Угол бы загорожен полинялой ширмой, надо понимать, образуя собой личное пространство Мари, а остальное помещение представляло собой приемный покой. Самодельная кушетка из бамбука, такой же столик и стулья, на земляном полу циновка. На столике несколько бикс с инструментами, склянки с лекарствами и спиртовка. Сиро и убого, как сами страждущие.
Русская француженка сидела и дымила сигареткой. Волосы были взлохмачены, несвежий халат помятым, а на ее лице просматривалась откровенная злость и усталость.
Услышав, как я вошел, она заорала, не поднимая голову.
— Я вас звала, мать вашу, косоглазые обезьяны? Ждать, сказала!
— Не любите азиатов? — я положил свою сумку в угол. — Есть повод?
Мари вскинулась и пристыженно буркнула:
— Простите. Я никого не люблю. Ни белых, ни черных, вообще никого. И еще, я очень устала…
— Одобряю здоровую мизантропию, — я подвинул к себе табурет и сел напротив девушки. — Но вы выбрали странную профессию тогда.
— Профессия как профессия, — огрызнулась девушка. — Зачем вы пришли? Поиздеваться?
— Помогать, — я улыбнулся. — Когда-то очень давно, когда я приехал в Монтану и имел глупость сболтнуть, что я доктор, перед гостиницей выстроилось примерно такая же орда страждущих. Так что мне не привыкать.