— А я вот все на своей фамильной каторге день-деньской маюсь. Да и ночь придет — ни сна, ни покоя. С ног сбился. Голова как чертова мельница гудит. Вот лихое время пришло! Куды ни сунься — там и беда. Тут табаки не пасынкуются — экспортный сорт теряют. Там дюжину баранов в отаре нынешней ночью волки опять задрали. С паровой мельницы доносят — жернова лопнули… А сейчас вот с дальней своей заимки скачу. Там — надо же притче такой случиться! — мои дураки работники мертвое тело в степи нашли. Вместо того, чтобы с миром втихую его земле предать, они, язви их в рот, хай на всю степь подняли. Благо, сам вовремя подоспел. Зарыли мы его, благословись, в одном лесном овраге, и концы в воду! Дело обыкновенное. Не в диковинку…
— Интересно. Что же это за труп? — не глядя на Луку Лукича, спросил с подчеркнутым равнодушием Татарников.
— А блудный сын. Так я полагаю.
— Как это так — блудный?
— Да возвращенец, сказать проще. Из Китая. По всем признакам — наш линейный казачишка. Никаких бумаг при покойнике мы, правда, не нашли. Но по облику да и по одежде сразу можно смекнуть — нашенский. Не впервой таких залетных соколиков в степях последнее время вижу… Шлепнут, видать, исподтишка — в затылок. Огнестрельная рана навылет. Однако не из простой корысти. И карманные часы «Павел Буре» оказались при нем. И капитал — в наличии: пятьдесят два рубля совзнаками и около двух десятков американских долларов. Я уж эти заморские ассигнации, слава тебе господи, изучил!
— Так, так. Значит, возвращаются беглые казаки из Китая? — уже с некоторым оживлением спросил Татарников.
— Есть такие орлы — рискуют! Даже у нас лично в станице недавно один такой объявился. Золотарев по фамилии. Максим Иванович. Не приходилось слыхивать про такого?. Он у моего покойного родителя три срока сряду в работниках при старом режиме выжил. Казачишка — так себе, шурум-бурум, не из видных. А в колчаковскую — с дивизией нашего отпетого землячка генерала Федьки Глебова тоже, как порядочный, в Китай утянулся. Ну, а теперь вот, спустя десять лет, с повинной явился.
— Ну и как?
— Что как?
— В чека не таскают?
— Не слышно пока. Да ведь это же нижний чин. А таких нынешняя наша матушка-власть не шибко карает. Это белому офицерству ни прощенья, ни милости нету, — сказал Лука Лукич с преувеличенно горестным вздохом.
— Неужели приходят и офицеры? — с непритворным удивлением спросил Татарников.
— Находятся, сказывают, и такие дураки…
— Скажите на милость! На что же они рассчитывают?
— А об этом надо у них спросить.
— Странно, странно… — пробормотал Татарников, бесцельно передергивая вожжами и тем самым тревожа настороженно прядущего ушами, готового к порывистой рыси жеребца.