— Неправда, мама, — сказала Бек-Назарова. — Кэти тоже едет, и сегодня мы должны с ней встретиться на вокзале…
— Как на вокзале? — вскрикнули все вместе.
— Мой поезд отходит через час, — сказала княжна.
— Боже, как это жестоко! — воскликнула мать. — У нас даже нет возможности по-человечески проститься!
Граф подошел и взял Бек-Назарову за руку. Рука ее была безжизненна. "Она раскаивается!" — с надеждой подумал он.
— Послушайте, Мари, — проговорил граф примирительным тоном, — послушайте меня как человека, который не только старше вас по возрасту. Мой жизненный опыт велик. Я дрался на Малаховом кургане под командой Нахимова. Я видел кровь и знаю, что это такое. Вы наслушались здешних крикунов, славянофилов и прочих тыловых крыс. Красивые фразы, громкие слова! А на самом деле? Грубая пища, гной, стоны, ночи без сна. И наконец вас просто могут убить, хоть это-то вы понимаете?
— Меня не убьют, меня не могут убить, — сухими губами пролепетала Бек-Назарова. Казалось, последние слова Ивана Семеновича произвели на нее впечатление. — Нет, меня не должны убить, — повторила она, задумавшись.
— Что за глупости, — вмешался в разговор Серж, — и кто это тебе сказал? Пуля — дура, кусочек свинца — и только…
Старая княгиня снова ударилась в истерику, и старичок принялся ее успокаивать…
"Мир обезумел, — сказал себе граф. — И если под турецкие бомбы и ятаганы отправляются такие прекрасные женщины…"
В тот же день он явился в Главный штаб и потребовал, чтобы его направили в действующую армию на любую должность и в каком угодно звании.
Ему отказали.
Тогда, будучи человеком упрямым и отчаянным храбрецом, он пробился к Милютину, который хорошо знал его по старой службе.
— Посодействуйте хоть вы, Дмитрий Алексеевич.
Милютин был очень занят; он только что приехал с государем из Кишинева чем-то расстроенный и не в духе.
— Здесь и моею властью не помочь, — рассеянно выслушав его, сказал военный министр. — Вы разговаривали с Федором Логгиновичем? Может быть, он чем-нибудь пособит?
— Гейден категорически против.
— Тогда чего же вы от меня хотите, батенька? — развел руками Милютин. — Вы уже свое отвоевали, предоставьте дальнейшее молодым.
Иван Семенович рассказал ему о Бек-Назарозой.
— Нет, не помню. Хотя моя дочь должна ее хорошо знать, — ответил с извиняющейся улыбкой Дмитрий Алексеевич. — По-моему, она поступила правильно.
— Я тоже так думаю, — сухо кивнул граф и вышел.
В этот день по дороге домой он почувствовал себя бесконечно старым. И сватовство к Бек-Назаровой рисовалось ему теперь совсем в ином свете; оно выглядело таким бесполезным и пошлым фарсом, что, вернувшись к себе, он заперся в кабинете и несколько дней, сказавшись больным, пил со слугою горькую…