Придя в школу в понедельник, я выясняю, что копы опросили уже всех. Какой-то первокурсник, пообщавшийся с прессой и заявивший, что он был лучшим другом Фрейи, теперь расхаживает повсюду с напыщенным видом.
Лишь на некоторых лицах вокруг меня сохраняется тревога. Несмотря на то что Клэр Палмер осталась при глазах, а ее смерть была квалифицирована как несчастный случай, ребята продолжают шушукаться о Сейди, продолжающей серию убийств. Всем интересно, кто будет ее следующей жертвой. И, судя по тому, как ребята это обсуждают, они не напуганы. Хотела бы я сказать о себе то же самое…
Памятный уголок, посвященный Фрейе, уже занимает половину коридора. Повсюду фотографии, свечи, плюшевые игрушки (хотя, если честно, мое представление о Фрейе никак не вяжется с образом девушки с плюшевым медвежонком). Кто-то даже вставил в рамку газетную вырезку: «потрясающую статью» об ослепительной жизни, полной перспектив и сулившей успех, но трагически оборвавшейся так быстро… И у всех теперь, оказывается, есть своя история для репортеров, поджидающих за углом, и своя причина для того, чтобы зайти и выйти из кабинета мистера Хэмиша с красными глазами.
Не поймите меня превратно. Я не монстр. И согласна: смерть Фрейи – трагедия. Меня смущает и беспокоит другое: люди вовсе не печалятся о ней. В воздухе витает неутоленная жажда новых жертв, как будто двух мертвых тел за одну неделю мало и всем хочется чего-то покруче, чтобы снова пощекотать себе ужасом нервы.
И это касается не только ребят в школе. Ночью в местных новостях я увидела интервью с Лиамом из библиотеки. Он рассказывал о том, как играл с Домиником в лякросс в их старой школе Святого Давида, а Фрейя приходила посмотреть игру.
– Я знаю, за ней закрепился образ этакой лихой охотницы на призраков, – заявил Лиам, – но для меня она всегда была просто милой девчушкой с широко раскрытыми глазами.
Меня чуть не выворачивает, когда парень нацепляет на лицо страдальческую маску и прощается с Фрейей взглядом.
– Такой я буду помнить ее всегда…
Ведущий новостей поинтересовался мнением Лиама о слухах насчет Мертвоглазой Сейди, и парень с кривой ухмылкой ответил: «Я ничему не удивлюсь в этом городе».
К своему шкафчику в раздевалке я подхожу почти уверенная: сейчас я увижу еще какое-нибудь граффити с глазами. Но следов новых посягательств на нем нет. Ну хоть что-то…
Меня настолько отвлекает общее настроение в школе, подпитываемое суеверным ужасом, что я не замечаю Форда до тех пор, пока наши взгляды не пересекаются случайно возле раздевалки. Рука непроизвольно тянется к подвеске на шее. Я теперь решила носить ее постоянно. Не из-за того, что сказал мне о дяде Тае Форд. Просто мне кажется, что так правильнее – хранить ее при себе. И не только правильнее, но и безопаснее.