– Ей было всего четырнадцать, – говорит Доминик.
– Кому? – моргаю в недоумении я.
– Фрейе. Ей было четырнадцать, когда Лиам доставал ее в школе Святого Давида.
– А… Так это было несколько лет назад?
Доминик нахмуривается:
– Полтора года назад. Ты же знаешь, Фрейе недавно исполнилось шестнадцать. У нее день рождения накануне Нового года.
Черт… Я этого не знала. Но мне тут же вспоминается новогодняя вечеринка, которую стримила Фрейя. Должно быть, она была устроена по случаю ее шестнадцатилетия. Как же я не замечала, что она была моложе нас? То есть я, конечно, знала, что Фрейю взяли в нашей школе в старший класс. Но я не думала, что она перепрыгнула сразу два класса. И возможно, близнецы Миллеры так засели в моей голове, потому что я всегда считала Фрейю своей ровесницей. Она была такой юной… А теперь она мертва…
Я стараюсь дышать ровно – как бы меня не стошнило на эскизы. Подозреваемые… Сосредоточься на подозреваемых! Когда девушке всего шестнадцать или даже пятнадцать, любому парню западло обмениваться с ней нюдсами. Кто же пошел на такое? Лиам? Или Форд? Я поспешно выбрасываю эту мысль из головы. Я зла на Форда, но он не стал бы обмениваться нюдсами с несовершеннолетней. И уж точно не стал бы убивать. Я в этом убеждена… Ой ли?
Моя вечерняя смена в минимаркете под стать езде на машине со спущенной шиной. Может быть, поэтому мой разум работает в усиленном режиме.
Чем больше я размышляю, тем больше убеждаюсь, что я должна каким-то способом выяснить, кто убил Фрейю. Во-первых, я слышала ее разговор по телефону с секс-френдом. Во-вторых, я знаю поместье как свои пять пальцев. В-третьих, я нашла ее тело…
И все это вкупе должно выглядеть чертовски подозрительно в глазах копов. Как они теперь посмотрят на меня? Не падет ли их выбор на меня, если они не найдут настоящего убийцу? Разбушевавшееся воображение уже рисует неприглядную сцену, как меня уводят с бензоколонки в наручниках.
Сосредоточься! Не пропустила ли я что-то важное в том телефонном разговоре? Может, Фрейя назвала имя, а я не расслышала его? Я изо всех сил пытаюсь вспомнить, но чуда не происходит. И никакого имени в памяти не всплывает.
А что было тогда в саду, когда я обнаружила ее тело? Последние дни я старалась не думать о месте убийства, но теперь заставляю себя мысленно туда вернуться. Закрываю глаза и представляю: вот я иду по саду, подхожу к павильону, спотыкаюсь на пороге, поднимаю глаза и вижу ее. Ее глаза… Да-да, конечно! Ее глаза – это первое, что я увидела. Или, точнее, не увидела. И только потом я рассмотрела все остальное. Что она сидела, прислонившись к стене. Что ее руки лежали на коленях. Что на ее лице была кровь, а ее шея…