Случай этой женщины довольно примечательный. Она поразила меня с самого начала, и я не сомневалась, что она достигнет прогресса в терапии, поскольку она многого добилась самостоятельно еще до того, как начала искать чьей-либо помощи. Она смогла выбраться из борделей и отказала сутенерам. Очевидно, что ее раннее детство, по крайней мере, пока ей не исполнилось восемь лет, прошло в атмосфере безопасности и надежности, хотя и не без экономических трудностей. Это стало серьезной поддержкой в ее дальнейшей жизни, дало ей уверенность в себе, необходимую для выживания в непростой ситуации. Однако, как только она ушла из дома, в котором она чувствовала себя жертвой сексуального насилия, она переключилась на месть и саморазрушение.
«Проституция как способ решения проблем» — это повторение ранних психологических травм, где переживший их человек безуспешно пытается наладить свою жизнь, но терпит фиаско из-за того, что он не может освободиться от устоявшегося стереотипа поведения, который стал для него обычным или был привычным с детства, и вместо этого вновь подвергается дурному обращению или насилию.
Как я отмечала ранее, полное подавление сексуальности, которое наблюдается при тяжелых психосоматических расстройствах, является еще одним проявлением последствий инцеста во взрослом возрасте. Обычно это называют «невротическим» нарушением. Однако порой вред, который эти пациенты наносят своему телу и психике, заставляет меня сомневаться в том, что в — основании этих «невротических» нарушений нет первертного содержания, в особенности если учитывать внутренние конфликты, связанные с женской сексуальностью, и то, как женщины злоупотребляют своим телом. Это, в частности, относится к садизму, который начинается как проявление мести родительским фигурам, а потом распространяется на любого, кто позволит себе сблизиться с этим человеком.
Так было в случае пациентки, которую в срочном порядке направил ко мне несколько лет назад ее врач-терапевт. С сильной тревогой в голосе он рассказал по телефону о сорокадвухлетней женщине с психосоматическими жалобами, которую он наблюдал на протяжении двадцати лет. Эти жалобы варьировали от астмы, учащенного сердцебиения, головных болей, мигреней и острых болей в груди до желудочно-кишечных расстройств. Не найдя решения, она начала просить об операции для избавления от этих мучительных болей. Всю жизнь она не могла ни с кем сблизиться.
Ее терапевт, неравнодушный специалист, хорошо разбиравшийся в психосоматических расстройствах, оказался в безвыходном положении: он не понимал, что происходит с его пациенткой, он не хотел вступать в сговор с ее намерением нанести себе увечье и не мог ничем ей помочь. Он описал ее как чуткую, приятную, умную и неприхотливую женщину, которая вовсе не была «истеричной». Она была успешным научным работником, жила в полной социальной изоляции. У нее никогда не было отношений ни с мужчинами, ни с женщинами, но при этом она казалась независимой и устойчивой во всех сферах, за исключением физического здоровья, которое порой не давало ей возможности выполнять свои обязанности. От этих симптомов она не получала никакой вторичной выгоды (если только не понимать под этим ее полную неспособность к созданию близких отношений).