Одной из многочисленных масок, которые любил примерять Жорж Батай (1897–1961), была маска ученого, кропотливого собирателя фактов и беспристрастного наблюдателя. Таков Батай-исследователь религий, Батай-знаток наскальной живописи, Батай-экономист, Батай-антрополог. Таким же предстает перед нами и Батай-историк. Однако его невозможно спутать ни с одним из историков или экономистов. Сквозь маску автора проступает лукавый лик, в котором есть что-то дьявольское, заманчивое и вместе с тем отталкивающее. Сухое изложение фактов перемежается всплесками эмоций, закономерности общественного развития становятся актами вселенской трагедии, и читателю очевидно, что сам выбор Батая не случаен, что Жиль де Рэ — лишь один из его героев, запоздалое alter ego стареющего еретика.[191]
«Процесс Жиля де Рэ» (1959) — одна из последних работ Батая. К концу жизни он все больше отходил от сюрреализма и бунтарства эпохи «Истории глаза», все чаще обращаясь к истории, пытаясь обосновать свои теоретические построения. Такова и эта книга, написанная почти как микроисторическое исследование. Сегодня, после неофициальной реабилитации Жиля де Рэ в 1992 г.[192] (об официальном пересмотре процесса XV в. речи не идет), историки уже не столь однозначны в оценках, и виновность этого зловещего персонажа многими ставится под сомнение. И все-таки Батай был прав, говоря о том, что документы процесса — уникальное свидетельство той эпохи.
Перевод книги сложен, как и перевод всего, написанного Батаем, но все же язык здесь существенно проще, чем, скажем, во «Внутреннем опыте» или в сборнике «Литература и зло». Основной проблемой для переводчика оказываются не разделы, написанные самим Батаем, а материалы процесса, переложенные на современный французский язык его другом, замечательным философом Пьером Клоссовски (1905–2001). Текст написан на языке, отягощенном архаизмами и канцеляритом, поэтому перевод отчасти наследует эту странную стилизацию. Мы не стремились к полному параллелизму и не искали аналогов судебной латыни XV в. в русском языке; по-видимому, не делал этого и Клоссовски. Насколько взвешенным получился русский текст — судить читателю. Нам же хотелось бы поблагодарить за бескорыстную и деятельную помощь Алексея Болдырева, Сергея Зенкина, Елену Мордмиллович, Елену Острину, Елизавету Щербакову и — в особенности — Дмитрия Волчека, уберегших переводчика от множества досадных ошибок и неточностей.
Иван А. Болдырев