По-видимому, празднование освобождения Орлеана длилось несколько дней. По таком случаю Жиль не жалел золота. Он разбрасывался деньгами, словно во хмелю, ища забвения, при этом в центре празднества было нескончаемое шествие, устроенное впервые в годовщину отступления англичан. Оно оживало благодаря тому, что на всем его протяжении вдоль дороги играли «мистерии». В них были представлены эпизоды битвы 1429 года. Мы знаем, что на этот раз представление состоялось в момент, когда процессия подошла к проходу у моста: имелось в виду взятие Турели, крепости, обеспечивавшей господство над мостом через Луару. Городская управа оплатила расходы (об этом свидетельствуют сохранившиеся муниципальные счета), но лишь отчасти. Для Рэ часто организовывались мистерии; говорят, что они и стали причиной его разорения. Новых роскошных костюмов покупалось все больше, и он не хотел, чтобы их надевали более одного раза. Он мог распорядиться подать зрителям вино, гипокрас[21] и изысканные кушанья. Более того, нам известно, что знамя и штандарт, — которые спустя четыре года использовались в другом представлении, где разыгрывался все тот же штурм Турели, — принадлежали ему. Не подлежит сомнению, что в тот год, когда он потратил 80 000 экю, значительная часть средств пошла на покрытие расходов, связанных с этими празднествами.
А на обратном пути в Бретань сундуки его были пусты.
Сундуки его были пусты, а негодующие родственники обзаводились королевскими указами, в которых он объявлялся неплатежеспособным и на него накладывался интердикт. Этот интердикт был публично оглашен в Анже, в Туре и Орлеане, в Шантосе, в Пузоже, в Тиффоже. Предаваться таким безумствам, не продав части своего имущества, он не мог, но отныне никто не имел права заключать с ним какие-либо договоры, по крайней мере на территории королевства.
Быть может, Жиль де Рэ не был тогда в столь плачевном положении, как казалось на первый взгляд. Но в придачу к его моральному падению этот интердикт дал всем почувствовать признаки другого, финансового упадка, который тоже, по-видимому, подействовал на него угнетающе.
В конечном счете, в этих орлеанских растратах нам открывается поразительная черта его характера: особенно важным для Жиля оказывалось то, что превращало жизнь его в пылающий факел, завораживало! Вот почему он имел вкус к театру. В 1435 году Рэ уже был никем. Но в Орлеане он вновь обрел, правда, в театральной форме, утрачеииое величие. И ради этого он был способен разорить самого себя!
В 1435 году в Орлеане Жиль сумел возвеличить на сцене воинскую доблесть и ярость, сразившую англичан.