По поводу датировки этих событий в показаниях Жанно Руссен сказано, что с тех пор «прошло около девяти лет». Таким образом, мы должны были бы отнести это похищение, как и исчезновения остальных четырех известных нам жертв, к 1431 году, поскольку второе последовало за первым и, как мы увидим, третье и четвертое произошли вскоре после второго. Однако эти позднейшие оценки чрезвычайно расплывчаты; кроме того, поскольку сын Руссен исчез в возрасте девяти лет, Руссен могла перепутать возраст ребенка с давностью его исчезновения. Наконец, цифра восемь (и даже один раз семь) упоминалась в отношении других случаев пропажи детей, которые произошли почти одновременно, как о том довольно точно сказано в свидетельских показаниях (с. 270–272).
3) Жанна, вдова Эмери Эделена, а прежде — жена Жана Бонно, жалуется на исчезновение своего сына, живущего с ее матерью напротив замка Машкуль. Это был «очень красивый, белокурый, способный ребенок», восьмилетиий школьник.
Процесс проходил приблизительно через восемь лет после его внезапного исчезновения, которое произошло за две недели до похищения сына Масе Сорена и после пропажи детей Жана Жедона и Жанно Руссен. Масе Сорен и его жена свидетельствуют о том, что с тех пор этого ребенка никто не видел (сс. 270–171).
4) Исчезновение сына Масе Сорена не удостоверено самим отцом, который, однако, вместе с женой дает показания по делу о пропаже детей вдовы Эмери Эделена, Жанно Руссен, Жана Жедона (который, видимо, по недоразумению, назван Гийомом Жедоном) и Александра Шателье. В документах, не дошедших до нас полностью, очевидно, существует пробел, поскольку сама Жанна, вдова Эмери Эделена, уточняет, что через две недели после исчезновения ребенка Масе Сорена исчезает, в свою очередь, и ее собственный ребенок; это наиболее достоверные данные, которые для нас важнее всего. Однако здесь есть некая странность. Масе Сорен и его жена указывают на то, что ребенок Жанны, вдовы Эделена, не был сыном «помянутого Сорена». В любом случае, здесь перед нами, по-видимому, лакуна, а значит, понять причины этих странностей невозможно (с. 268, 270–272).
5) Исчезновение ребенка Александра Шателье (с. 268, 270) засвидетельствовано Андре Барбом, Гийомом Илере и его женой, наконец Масе Сореном с женой. Нам известно, что он пропал «приблизительно в то же время», когда исчез и ребенок вдовы Эделена, за две недели до пропажи ребенка Масе Сорена.
Из этих первых пяти свидетельств, данных спустя восемь лет, видно, какое серьезное беспокойство последовало за серией похищений, — столь серьезное, что по прошествии восьми лет семь человек в деталях вспоминают случившееся. Впрочем, в Машкуле через некоторое время после этих событий о них едва осмеливались говорить, в страхе перед людьми из капеллы сира де Рэ или другими его подчиненными, по словам сапожника Андре Барба (с. 268); жители Машкуля боялись, что если жалобы станут известны, их бросят в темницу или как-то иначе накажут. Но в краю Рэ тотчас же возникло недовольство. Поэтому Жиль де Сийе даже вынужден придумать легенду: детей увели в качестве заложников в обмен на его брата Мишеля, плененного англичанами; англичане якобы потребовали определенное количество мальчиков, чтобы сделать из них пажей (сс. 271–272). Однако довольно быстро, когда ложь была разоблачена, рты затыкает страх, и лишь на суде языки развязываются. А во время процесса, восемь лет спустя, все свидетельства согласуются между собой. Роль, отводимая Жилю де Сийе, в показаниях родителей и сира де Рэ одинакова. Этот Жиль де Сийе, кузен Жиля де Рэ, происходил из той же семьи, что и Анна де Сийе, поздно вышедшая замуж за Жана де Краона. Жиль де Сийе был соратником машкульского монстра (по крайней мере) с 1431 и вплоть до 1440 года, когда, во время процесса, он сумел вовремя ускользнуть. Сийе приводит сиру де Рэ детей и часто убивает их на его глазах. А Жиль, по-видимому, без труда с превращает своих соратников — а потом и слуг — в сообщников. Первым был Жиль де Сийе. Потом появится Роже де Бриквиль, о котором сразу же было сказано в показаниях сира де Рэ и который уже упоминался в свидетельстве Гийома Илере, относящемся к первому из известных нам похищений.