Уже несколько часов Ирина сидела за столиком и тупо просматривала журнальные иллюстрации. Когда ей осточертевал очередной журнал, она брала его двумя пальчиками и, не глядя, зашвыривала в дальний угол помещения, куда журнальчик неряшливо приземлялся, перелетая через всю комнату, словно растрёпанная курица. Да, Ирина томилась, уже две недели её никто не трахал, не насиловал, не унижал, и она начала тяготится своим чересчур спокойным, асексуальным бытием. Первые дни радости от того что её оставили, наконец, в покое, очень скоро сменились бесконечными сутками липкого безделья — времени когда не нужно было напрягать душевные мышцы и сопротивляться. Бывший капитан вдруг почувствовала как начал крошиться её внутренний стержень, скука творила то, на что оказались неспособны годы полового бесправия. Это выводило Ирину из себя, ставило женщину в тупик. Скука быстро её обезоружила, заставило посмотреть на многие вещи под другим углом. То, что вчера казалось сущим адом, сегодня выглядело вполне приемлемым. «Хоть бы трахнул кто.» — в сердцах говорила себе Ирина. Сама того не замечая, женщина начала вспоминать недавние перипетии своей подневольной жизни с какой-то даже ностальгией, словно речь шла о счастливых деньках её юности. Трудно было поверить, но Ирина начала грезить о том, чтобы снова угодить под половой прессинг Людцова: ей это было необходимо, это ей было уже в кайф. Скрински с ужасом осознала, что подобные отношения её во многом устраивали. Когда бывшего капитана брали силой, она обретала под ногами твёрдую почву, понимала как себя вести; она научилась пользоваться унижением для собственных нужд, эксплуатировать насилие себе в плюс, за эти полтора года жить по-иному женщина уже разучилась. Ирина чувствовала себя только в сопротивлении материала, она всегда рассчитывала на ненавистный член Людцова, могла полностью на него положиться. В конце концов, она научилась себя обретать только в ходе издевательств над собой, только когда её грубо и без обиняков имели, драли, как сидорову козу. Это было унизительной и тем не менее правдой. Изнасилование, без преувеличения, помогало ей выжить, помогало ей жить, придавало её существованию вес и смысл, без него она быстро потеряла ориентиры, почувствовала себя отработанным материалом. Собственное половое унижение стало ей необходимо, как воздух. Сексуальное рабство, парадоксальным образом, делало Ирину уверенной в себе, она не только с ним согласилась, приняла в своё сердце, но и алкала всеми фибрами пористой души. Если не было изнасилования, его следовало изобрести.