Войцех, против собственных ожиданий, такому повороту событий вовсе не обрадовался. В Петербурге ему не раз приходилось пролагать путь к вожделенной цели с помощью глубокомысленных и возвышенных бесед о поэтических красотах и модных романах, об итальянской опере и древней истории. Но сейчас, когда цель эта так и плыла ему в руки без особых усилий, он осознал, что подобные беседы составляли большую, если не главную часть его романтических устремлений. С тельшинскими дамами он откровенно скучал и, поразмыслив немного, ударился в совершеннейший целибат, к немалой потехе друга, с удовольствием пользовавшегося благосклонностью провинциальных красавиц.
* * *
Первая предвоенная гроза разразилась над головой корнета Шемета уже в конце февраля. Пруссия, уступив вооруженному давлению Франции, подписала с Наполеоном союзный договор на случай войны с Россией. Многие прусские офицеры, еще недавно видевшие в Российской империи союзника в борьбе за независимость своей родины, покинули ее, перейдя на службу к императору Александру. Но на Шемета, прусское подданство которого невыгодно сочеталось с литовским родом, пала тень подозрения в неблагонадежности. Из Вильны, где располагалась Главная Квартира Первой армии, пришло распоряжение перевести его в Ригу, в один из двух запасных эскадронов полка. Что, в сущности, означало отстранение от действительной службы и негласный надзор.
Мечты о славе, которые в преддверии близкой войны пьянили юного корнета, грозили развеяться прахом. В отчаянии он бросился к шефу полка, Якову Петровичу Кульневу, в самых пылких выражениях и со слезами на глазах уверяя грозного генерала в своей готовности отдать жизнь на поле брани с французом. Свою страстную речь по неизгладимой привычке Шемет перемежал ссылками на римских и греческих героев, чем заслужил полное одобрение Кульнева, питавшего к древней истории живой интерес. Генерал пообещал отправить в Вильну реляцию о благонадежности корнета и пригласил к обеду, заметив только, чтобы приходил со своим прибором, поскольку у него самого всего один.
Слух о несостоявшемся переводе в Ригу, однако же, просочился и пошел бродить, прирастая небылицами и подробностями. А в середине марта в Тельши примчался посыльный из Мединтильтаса с письмом, адресованным шефу полка, в котором граф Ян Казимир Шемет сообщал, что отказывает сыну, не повиновавшемуся родительскому приказу вернуться к родным пенатам, в денежном содержании. Столь тонкий политический ход старого графа преследовал своей целью как обезопасить Мединтильтас от возможных санкций со стороны прусской короны, так и упрочить положение Войцеха. В личном письме, переданном с тем же посыльным, он благословлял сына на ратный труд и желал ему успехов на избранном поприще.