Угроза так и осталась висеть в воздухе, Шемет и Глебов поворотили коней к Чашникам.
* * *
В дороге Войцех был мрачен и молчалив.
— Да найдем мы его, Шемет, — попытался успокоить товарища Глебов, — не убивайся так.
— Он Мишу убил, — с неожиданной уверенностью сказал Войцех, яростно сверкнув глазами, — за меня принял. Мундиры у нас одинаковые, приметные. Белая каракульча на опушке ментика и ворот серебром вышит. Там темно было, вот он и подумал… Убью я его, Глебов. Из-под земли достану, но убью.
— Убей. А я увижу, так на аркане к тебе приволоку. Он твой. Только Федору Васильевичу скажи, негоже, если ты и такое от него в тайне хранить будешь.
— Скажу, — пообещал Войцех.
К Ридигеру поручик явился немедля по возвращении. Шеф выслушал его с доброжелательным вниманием, велел подать рапорт, пообещал использовать все свое влияние, чтобы организовать поиски и наказание дезертира. В пользу последних Войцеху, впрочем, не верилось. Не то было время, чтобы прочесывать окрестные леса, пытаясь отыскать сбежавшего казака. И без того разъезды то и дело натыкались на шайки мародеров, бесчинствующих с обеих сторон. Оставалось надеяться, что враг прибьется к одной из них и попадется вместе со своими подельниками.
Когда Войцех присоединился к празднующим награждение гусарам и драгунам, уже стемнело. Овин освещался только синим пламенем рома, бросавшим отблески на эфесы сабель и тусклое серебро пуговиц на мундирах. Шемет отыскал приятелей — поручика Глебова и корнетов Красовского и Мезенкамфа. Вместе с ними сидел драгунский капитан Овечкин, старый знакомый Глебова. Разговор шел о новостях из Главной Квартиры, полученных утром Ридигером и Столыпиным — командиром Ямбургского полка.
— Генералы грызутся, как крысы в бочке, — с отвращением рассказывал Овечкин, — партия Ермолова, партия Беннингсена. Светлейший против всех и Барклай в стороне. Вовремя Государь Барклая убрал, подальше от греха.
— Теперь вся слава Светлейшему князю Кутузову достанется, — заметил Глебов, — а на Барклая и задним числом все промахи свалят.
— Ну, промахи есть, на кого валить, — возразил Овечкин, — того же Беннингсена Главнокомандующий на дух не переносит. Да и Чичагова тоже. Брат пишет, что в штабе творится — уму непостижимо. Интриги, доносы. Все Государю жалуются, письма перехватывают, курьеров заворачивают. Только на жидов и надежда, с их почтой. Верные люди, не подведут.
— Говорят, под Тарутино Беннингсен чуть не молил Светлейшего подкрепление выслать, — вступил в разговор Красовский, — Милорадович на подмогу рвался. Если бы Кутузов его отпустил — Мюрата бы наголову разбили.