— Так ты не останешься тут, дядя?
— Нет. Навряд ли уж появлюсь в этих краях, — глядя вдаль, говорит сторож. — Кто хочет удержаться на таком месте, тот должен на людей рычать. Добрая собака, стало быть, хозяину не нужна. Кидаться нужно на ближнего, за глотку хватать его, панское добро отстаивать, тогда будешь хорошим, тогда повысят тебя. А это не по мне. Сердце у меня слабое. Против бедного идти не могу, против богатого — сил не хватает.
Взобравшись на гору, путники останавливаются. Над их головами на сосне раздается стук. Симанас подымает голову.
— Не гожусь я, — продолжает он, перекладывая веревку из одной руки в другую. Начав говорить, он уже не может, видно, остановиться. — Раз иду я вот так по лесу — гуп-гуп… рубят как будто. «Рубят ли, думаю, нет ли, а поглядеть надо». Такая служба… Подхожу, а мужичок уже обтесывает березку. Как ухвачу я его за ворот — половина ворота так у меня в руках и осталась… Сам он от меня бежать пустился, а ведь еще постарее меня будет мужичок. Догнал я его, топор у него отнял. «Ты что же это, говорю, закона не знаешь? Ведь всем рубить тут не разрешается!»
Перепугался он, упал на землю, ноги мне обнимает. «Прости, говорит, я сухостой рубил! Нужда, говорит, свои законы пишет. Солому с крыши — и ту спалили, забор сожгли, вся семья коченеет, девять душ ведь, мал мала меньше… А денег взять неоткуда». И плачет мужичонка. Жалко мне его стало: старенький, на теле одни лохмотья. Отдал я ему березку и топор — а ну его в болото! — и отпустил. И не с ним с одним так бывало… Многих я отпускал. В старое время отца твоего покойного застал я, когда он лес на Задок к повозке рубил, — тоже отпустил. Мог ведь «рестовать» его, в холодную посадить, да мне с того какая польза? Никакой пользы нет. У пана-то, значит, свой расчет: поймает он вора, руки ему закует, стало быть, другой уже побоится. А что это за воры, которые с поля или из лесу тащат такое, без чего им не прожить? Если у пана добра в тысячу раз больше, чем у другого, и во сто раз больше, чем ему самому полагается, так откуда это у него все? Давно, когда молодой я еще был, один умный нищий мне загадку загадал. «Вломись ты, говорит, в барские амбары, в полные клети, в конюшни с рысаками, в палаты белокаменные, и что там ни возьмешь — все у вора возьмешь». Потому выходит, что воры настоящие-то в каретах разъезжают.
Пройдя молча несколько шагов, Симанас шарит в кармане, достает оттуда что-то и, сунув в рот, добавляет:
— Да, да. Не угодили мы пану — не злые мы…
Занас идет задумавшись, по-детски раскрыв рот, на лбу у него залегла морщинка.