Сахарные барашки (Цвирка) - страница 49

И остался Микутис главою семьи. Набив соломой большие, спадающие с ног отцовские клумпы, мальчуган метался от амбара к хлеву, от сарая к пруду. Сначала Микутису все было интересно: надо или не надо, он кормил скот, гонял его на водопой, потом опять в хлев, покрикивая и грозясь, хотя ни в криках, ни в угрозах не было нужды. Пруд был всего в нескольких шагах от хлева, но Микутис подводил лошадь к забору, с забора карабкался ей на спину и направлялся к пруду обязательно верхом. Лошадь была старая и слепая, с протертыми упряжью боками. Она досталась семье Микутиса взамен отобранного немцами молодого и резвого Вороного. Отец Микутиса прозвал кобылу Фрицем. Так и осталась за ней эта кличка.

— Ферфру, Фриц, гутморген, сум-сум… Ну-у, куда лезешь? — кричал Микутис.

Кобыла, как будто понимая, поводила ушами и словно в знак согласия кивала головой.

Управившись со скотиной, приперев бревном дверь в хлев, Микутис обдумывает, что бы такое ему сделать по хозяйству до вечера.

Вспомнив, что скотине не хватает подстилки, а в риге сложены снопы, которые отец нарочно оставил необмолоченными, чтобы спрятать от немцев, мальчик направляется в ригу.

Сбросив сверху несколько охапок сена, он вытаскивает тяжелые ржаные снопы, в два ряда укладывает их на току и, поплевав на ладони, как взрослый, принимается бить цепом. Поработав час-другой, он сгребает зерно в угол, прикрывает его мешком, а солому тащит в хлев.

Охапки огромные, больше ухватить он уже не в силах, и мальчик, весь утопая в соломе, подбрасывает подстилку корове, овцам и лошади. В хлеву сразу становится светло и весело. Теперь даже самого Микутиса одолевает желание поселиться здесь.

Работы у молодого хозяина много, и с каждым днем прибавляются все новые заботы: то нужно провеять намолоченное зерно, то расчистить занесенные снегом дорожки, то собрать снесенные курами яйца.

По утрам, поднявшись раньше всех, Микутис растапливал печь. Сырые, обледенелые ольховые сучья разгорались плохо, огонь приходилось долго раздувать, и у Микутиса начинала кружиться голова. Дым разъедал глаза, лез в глотку, из глаз мальчика градом катились слезы.

Сразу после рождества расхворалась мать, у нее распухли ноги, и она с большим трудом добиралась от кровати до дверей. Оба брата Микутиса были еще маленькие, и на плечи мальчика легло тяжелое бремя хозяйства.

За первую свою трудовую зиму мальчик научился многому. В его ведении находилось сено и зерно, все тайные домашние запасы и даже отцовские серебряные часы.

Скотина привыкла к Микутису. Зайдет он, бывало, в хлев, а корова уже мычит и лижет ему руку, лошадь уже поводит своими белыми незрячими глазами и словно улыбается ему.